Первый инцидент произошел в мое дежурство на главном входе. Я как раз разговаривал с одним из сыновей владельца паба, когда подошел какой-то парень, который вел себя довольно шумно. Узнав о том, что его не пропустят, он обозвал меня тупым ублюдком. Я оказался в затруднительном положении. Рядом со мной стоял сын владельца, на которого мне хотелось произвести хорошее впечатление. Я взглянул на него — управляющий выглядел несколько смущенным. Как уже говорилось раньше, он был представителем высшего класса и вряд ли оказывался в подобной ситуации раньше. Тем временем нарушитель спокойствия продолжал в том же духе: «Да кто ты вообще такой?» и т. п. Я подумал: «Да пошло оно все на фиг!» — и врезал ему в челюсть, не обращая внимания на сына владельца. Парень отлетел к стене и сполз по ней на землю. Он выглядел просто жалко.

Я взглянул на сына владельца паба. Его глаза были словно два блюдца. «Не могу поверить в то, что вы только что сделали», — сказал он. Я уже ждал первого нагоняя от нового руководства, но управляющий продолжил: «Но почему вы не сделали это перед камерой?» У нас на входе действительно имелась камера скрытого видеонаблюдения. А затем он добавил: «В следующий раз, когда соберетесь кому-нибудь набить морду, делайте это перед камерой, чтобы я потом показал своему старику». — «Без проблем, — ответил я. — Только не забудьте включить ее на запись, а я сделаю все, что смогу».

С тех пор, каждый раз, когда у нас на входе возникали какие-нибудь недоразумения, управляющий интересовался, не перед камерой ли? И если ответ был положительный, то он поднимался к себе в офис и смотрел запись. Довольно странное поведение, но, похоже, сыну владельца нравилось насилие.

На стене рядом с дверью висела система звукосветового оповещения, похожая на маленький светофор. С ее помощью нам сообщали о беспорядках внутри заведения. За барными стойками находились специальные кнопки, которые сотрудники паба нажимали в экстренных ситуациях. Если сигнал раздавался, когда мы стояли снаружи, нам было достаточно взглянуть на систему оповещения, чтобы понять, куда бежать. Если загоралась верхняя лампочка, то это означало, что беспорядки в баре наверху, нижняя — в баре внизу, а средняя — в кабине диджея, который иногда направлял нас к месту беспорядков с помощью микрофона. Напротив входа находилась широкая лестница, а слева в углу — железная винтовая. До места заварухи мы добирались в считанные секунды. В общем, классная система.

Как-то раз в субботу сигнал раздался около 10 вечера. Я работал внизу вместе с Миком-Канониром и братом Марком. Мигала верхняя лампочка, поэтому мы побежали наверх и оказались на балконе возле женского туалета, где дрались между собой 10 парней. Разняв их, я повел группу провинившихся на улицу, а остальные остались на месте под присмотром других вышибал.

Вернувшись наверх, я заметил, что у нашего фаната «Арсенала» из раны на голове течет кровь. Оказывается, оставшиеся участники драки дождались момента, когда я спустился вниз, и набросились на вышибал с бутылкой «Будвайзера», которую разбили о голову Мика. Он испытывал сильную боль, и рана была достаточно глубокой. Мик-Канонир крепко схватил одного из ублюдков, а другой вышибала — второго.

Мы могли прямо тогда позвонить в полицию и выдвинуть обвинения против этих двоих, но какой в этом был смысл? Вместо этого мы потащили их к черному ходу возле женского туалета и спустили по металлической лестнице, ведущей в закрытый двор. Мы так расценивали ситуацию: эти двое разбили бутылку о голову вышибалы, и теперь мы были им судьями и присяжными, собиравшимися придумать для них подходящее наказание. Рубашка Мика уже стала красной от крови.

У меня перед глазами все тоже было красным — от злости. В смысле, подраться с кем-нибудь — это нормально, но разбить бутылку о чью-нибудь голову — полный беспредел.

Я швырнул одного из них на стену и врезал ему со всей силы. Он попытался защищаться, но безуспешно. К тому же я хотел нанести ему максимальный ущерб. То, что они сделали, им с рук не сойдет. Я слышал, как другого парня жестоко избивали у меня за спиной, и он не переставая скулил о том, что ему очень жаль. «Хватит заливать, приятель. Лучше подожди немного, и скоро тебе будет действительно жаль». Парень, которым я занимался, отключился. Его приятель тоже лежал на земле без движения. Мы бросили их во дворе и вернулись в клуб, чтобы привести Мика в порядок. Похоже, ему были необходимы швы, поэтому мы отпустили его в больницу.

Прошла пара минут, и мы решили спуститься во двор, чтобы проверить тех двоих. Парень, которому от меня досталось, уже был на ногах и помогал подняться своему приятелю. Меня просто затрясло от злости. «Ах вы, трусливые ублюдки», — сказал я и врезал ему левой. Бедняга перелетел через весь двор. Я подбежал к нему и стал плющить, прижав к стене.

То, что произошло дальше, сейчас кажется мне несколько забавным, но тогда это вывело меня из себя еще больше. Пока я был занят избиением, земля у меня под ногами начала проваливаться, и вскоре мои глаза оказались на уровне его коленей. Оказывается, я стоял на крышке канализационного люка, которая не выдержала мой вес из-за большой трещины. Я попытался как можно быстрее выбраться из люка в надежде, что меня никто не видел, но остальные вышибалы уже покатывались со смеху.

К тому времени, когда мы вышвырнули парней со двора, оба они находились в плачевном состоянии. Их рубашки превратились в лохмотья, а из ран текла кровь. Впрочем, если вы разбиваете бутылки о чужие головы, то будьте готовы, что вы или попадете в тюрьму, или огребете по полной. На рану Мика наложили пять швов, и он сразу вернулся к работе.

В начале 90-х началось повальное увлечение рейвом и экстази наводнил буквально все заведения. Люди всячески нахваливали этот новый наркотик, и благодаря ему город несколько успокоился. Казалось, никого больше не интересовали драки. Все просто хотели танцевать и быть счастливыми.

Я ходил на рейв-пати со своей тогдашней девушкой, и нам обоим нравилось это безумие. Еще минуту назад я работал на дверях, стараясь вести себя максимально разумно, но уже в следующую оказывался в центре танцпола, заправленный экстази, и зажигал на всю катушку. Мы пару раз сходили на рейв в Стоктон, но, если честно, нам не особо понравилось. Тогда мы решили отправиться в «Голубую обезьяну», что в Сандерленде. Войдя туда, я не поверил своим глазам. Внутри царило полное безумие, и заведение было забито под завязку. «Голубая обезьяна» являлась в то время самым популярным рейв-клубом. По субботам я уходил с работы пораньше и отправлялся туда. Мне там очень нравилось. Однако данное заведение работало только до двух часов ночи, поэтому, когда я узнал о новом месте за углом, открытом всю ночь, мы начали ходить только туда.

Психи со всего Северо-Востока также стали заядлыми рейверами. Удивительно, но в местах их скопления беспорядки происходили довольно редко. Там у меня появилось даже несколько неплохих друзей. Казалось, все мы ходили на рейв-тусовки по одним и тем же причинам — отключить голову на какое-то время и хорошо провести время.

На одной из них я встретил парня по имени Грег, который тоже жил в Мидлсбро и являлся активным футбольным хулиганом. Мы подружились. Затем он не раз помогал мне в трудную минуту. Даже был рядом во время моего развода.