Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главная задача, лейтмотив природы позволяет нам объяснить поведение и людей, и бонобо и признать, что оба вида добиваются одной и той же цели разными средствами. В ходе успешной попытки пресечь инфантицид у бонобо сформировалось сексуализованное общество с доминированием самок, в котором отцовство остается тайной. Описывая это общество, трудно удержаться от терминов, созданных для нашей собственной сексуальной жизни, таких как «промискуитетное», «свободное», «гедонистическое», отчего создается впечатление, будто обезьяны делают что-то нехорошее или же достигли неслыханного уровня эмансипации. Ни то ни другое не верно. Бонобо делают то, что делают, просто потому, что это обеспечивает оптимальное выживание и размножение в тех условиях, в которых они живут.
Наша собственная эволюция пошла другим путем. Повышая уверенность мужчин в своем отцовстве, мы создали основу для все большего их вовлечения в заботу о детях. В процессе нам пришлось ограничить секс нуклеарной семьей: даже наши крошечные семенники могут рассказать о возросшей привязанности в отношениях и уменьшении свободы. Свободная смена партнеров при такой системе размножения становится недопустимой. В результате обуздание женской сексуальности превращается для человека в навязчивую идею до такой степени, что в некоторых культурах и религиях обычай предписывает удалять некоторые части женских гениталий, а секс приравнивается к греху. На протяжении большей части истории западной цивилизации самыми чистыми, достойными человеческими существами считались соблюдающие обет воздержания монах и девственная монахиня. Однако подчинить плоть окончательно никогда не удается. Я нахожу весьма показательным, что сны отшельников, живших на черством хлебе и воде, вращались в большей степени вокруг соблазнительных дев, чем вкусной еды. Для самцов секс всегда был на первом месте, что мои шимпанзе демонстрируют всякий раз, как у самки проявляется набухание гениталий. Самцы так рвутся по утрам выбежать из здания в ожидании целого дня активной деятельности и удовольствий, что можно показать обожаемый ими фрукт – и они его проигнорируют. Ум, затуманенный тестостероном, нацелен только на одно.
Возможно, для самцов одержимость сексом универсальна, но в остальном мы радикально отличаемся от наших ближайших родственников. Мы перенесли секс из публичной сферы в свои хижины и спальни, чтобы заниматься им только внутри семьи. Разумеется, нельзя сказать, что мы абсолютно строго следуем этим ограничениям, но они являются общечеловеческим идеалом. Общества, которые мы строим и ценим, несовместимы с образом жизни бонобо или шимпанзе. Наши общества настроены на то, что биологи называют «совместным выращиванием потомства», когда множество индивидуумов вместе выполняют задачи, приносящие пользу всем. Зачастую женщины сообща следят за детьми, пока мужчины занимаются коллективными делами, такими как охота и защита группы. Таким образом, сообщество реализует больше, чем каждый индивидуум мог бы когда-либо надеяться сделать в одиночку: например, люди сообща загоняют стадо бизонов на скалу, чтобы те упали в пропасть, или вытаскивают тяжелые сети с рыбой. И такая кооперация держится на том, что обеспечивает каждому мужчине возможность оставить потомство. Каждый должен быть лично заинтересован в итоге совместных усилий, благодаря которым он может принести добычу в свою семью. Такая деятельность зачастую разлучает их с партнершами на много дней или недель. Только если есть гарантии, что женщины не станут им изменять, мужчины будут готовы выйти вместе на тропу войны или на долгую охоту.
Сложная задача – обеспечить сотрудничество среди конкурентов в сексе, была решена одним махом благодаря появлению и становлению нуклеарной семьи. Такая форма взаимоотношений дала почти каждому мужчине шанс на размножение, а следовательно, и стимул вносить свой вклад в общее дело. Таким образом, нам следует воспринимать человеческую моногамию как ключевой фактор в достижении невероятной степени кооперации, отличающей наш вид. Семья и общественные нормы, сложившиеся вокруг нее, позволяют нам поднять взаимодействие между мужчинами на уровень, не отмеченный ни у каких других приматов. Это подготовило нас к осуществлению смелых масштабных предприятий, требующих широкого сотрудничества, которые сделали возможным покорение целого мира: от прокладывания железных дорог через континент до формирования армий, правительств и глобальных корпораций. В повседневной жизни мы можем разделять общественную и сексуальную сферы, но в эволюции нашего вида они тесно переплетены.
Бонобо столь привлекательны для нас, потому что у них нет необходимости в каком-либо разделении этих сфер: они радостно смешивают социальное с сексуальным. Мы можем завидовать «свободе» этих приматов, но наш успех как вида прочно связан с отказом от образа жизни бонобо и переходом к более строгому контролю проявления сексуальности.
Если бы у шимпанзе были ружья и они знали, как с ними обращаться, они бы использовали их так же, как люди.
Не знаю, каким оружием будут сражаться в третьей мировой войне, но в четвертой – палками и камнями.
Из моего дома в Джорджии открывается вид на гору Стоун-Маунтин, известную циклопическим барельефом, изображающим трех мужчин верхом на лошадях. Центральная фигура генерала Роберта Ли настолько огромна, что на одном из фестивалей много лет назад 40 гостей завтракали за столом, поставленным на его гранитном плече. У меня есть сомнения насчет защитников Юга, однако я прожил здесь достаточно долго, чтобы появились вопросы и к их оппонентам. Идентификация с местной командой легко возникает у групповых животных, таких как мы. Любой невежливый водитель на шоссе в Атланте уж точно воспринимается как один из «этих янки».
Напоминания о прошлом насилии, такие как барельеф «Мемориал Конфедерации», существуют по всему миру. Теперь мы, листая справочник туриста, посещаем эти места с чувством любопытства, а вовсе не ужаса. В лондонском Тауэре нам рассказывают, что великого философа Томаса Мора казнили и его голова месяц была выставлена на всеобщее обозрение на Лондонском мосту. В доме Анны Франк в Амстердаме мы слышим рассказ о девочке, которая не вернулась домой из концентрационного лагеря. В римском Колизее мы стоим на той же арене, где львы разрывали пленников на куски. В Московском Кремле мы восхищаемся колокольней с золоченым куполом, построенной царем Иваном Грозным[25], который расправлялся со своими врагами, сажая их на кол и сжигая живьем. Люди всегда убивали друг друга. И мы до сих пор это делаем. Линии безопасности в аэропортах, пуленепробиваемые стекла в такси и телефоны экстренных служб в университетских кампусах – все это рассказывает об истории цивилизации, которая испытывает серьезные трудности с соблюдением принципа «живи и давай жить другим».