Вот тогда маленький мальчик пообещал себе, что обязательно станет таким вот важным начальником и станет пить чай из стакана в подстаканнике, в то время как возле его стола будут стоять и что-то просить люди.

Ни чай, ни кофе он не любил, но пил. Кофе, когда приходилось общаться со значимыми людьми, которые пили этот напиток на встречах, а чай пил всегда, теперь уже в своем кабинете.

Он требовал от секретарши всегда наготове держать самые дорогие сорта чая и лимон. Когда приходили подчиненные, он отдавал приказ:

– Надя, чай!

Она знала, что чай только один, для него. Подчиненные рассаживались и молча ждали, пока ему не принесут чай с лимоном, в стакане с серебряным подстаканником. Громко размешивая сахар, он резко приказывал докладывать и, придерживая большим пальцем ложку в стакане, шумно отхлебывал.

Жена миллион раз ругала его за эту привычку, нудно объясняя, что ложку в стакане оставляет только быдло, а уж громко отхлебывать могут исключительно последние люди.

Плевал он на жену и ее политес!

Он был начальник! Он был бог и вершил судьбы!

И в этот раз, когда пропищал интерком и секретарша сообщила, что пришел начальник службы безопасности, он распорядился:

– Пусть войдет! Чай!

По роже Левы он понял, что новости не из разряда приятных. Он не указал подчиненному на стул, разрешая сесть.

Вошла секретарша, неся на подносе знаменитый на всю клинику чай.

– Докладывай! – разрешил он, размешивая сахар.

Он слушал доклад, не меняя выражения лица, не выказывая никаких эмоций, громко, на весь кабинет, отхлебывая чай.

– Лева, – ровным голосом спросил он, – у тебя пистолет есть?

– Есть, Эдуард Витальевич, – удивился начальник службы.

– Это хорошо. Потому, что если ты не найдешь эту бабу с ребенком, то тебе придется застрелиться.

Он сказал это спокойным голосом, без эмоций и чувственных окрасок, что было еще страшнее, чем любой крик.

– А теперь объясни мне: каким образом твоя сраная служба безопасности могла прохлопать тот факт, что этого ребенка нельзя брать?! – А вот сейчас начался крик: – Сначала выясняется, что у мамаши очень непростой отчим, а теперь ты говоришь мне, что отец ребенка Князев! Ты говоришь мне, что это известный хирург, кандидат наук, имеющий множество публикаций, заведующий отделением в одной из самых крупных частных клиник в России!

– Эдуард Витальевич… – попытался сказать что-то Лева.

– Молчать! На кой я тебе столько бабок плачу?! Пойдешь вместе со своими говнюками на помойку, я вас всех на материал пущу! Кретины! Как можно было не выяснить этого за неделю, пока пацана не привезли в больницу?! Разжирели, работать разучились! Почему я должен теперь за вами говно разгребать?! А если этот Князев примется копать?!

– Не станет! – поспешил оправдаться Лева, покрываясь по́том. – Мы выяснили, что она приходила к нему в клинику с мальчиком. По словам опрошенных, Князев, скорее всего, не знал о существовании сына, они с этой Шалой много лет не виделись и не общались. Она рассказала ему, что у мальчика подозрение на серьезное заболевание почек, а когда провели обследование, она получила результаты и, ничего не объяснив, пропала.

– Значит, она никому не говорила о донорстве?

– Нет. Ни друзьям, ни родственникам и знакомым, ни этому Князеву. Мы проверили ее отца в Питере, он вообще не знает, что ребенок заболел, ему не сообщали, и там она не появлялась. Наши люди в полиции еще вчера, когда она была в клинике у Князева, разослали на нее ориентировку по всем вокзалам, аэропортам и ГИБДД на выездах. Из Москвы Шалая не выезжала.

Эдуард Витальевич откинулся в кресле и задумчиво посмотрел на побледневшего, потеющего Леву.

– И что мы имеем? – спросил он.

– Первое, – четко ответил начальник безопасности. – Теперь она знает, что мальчик здоров, значит, сбежала из больницы, что-то заподозрив, а сейчас убедилась в своих подозрениях. Но для нас самое важное – это второе, что она никому о них не рассказала.

– Ты в этом уверен?

– Да! В полицию она до сих пор не обратилась, мы это знаем точно, она даже не позвонила никому. Мать ее в панике, думает, что с дочерью и внуком что-то случилось, друзья и знакомые понятия не имеют, где она. Значит, Виктория Шалая отсиживается где-то на даче или в квартире, которую могли предоставить друзья. Сейчас мы отрабатываем все ее связи.

– Два дня на поиски! – жестко предупредил Эдуард Витальевич. – Да, когда найдете, никаких избиений, не испортите мне материал!

– Не успеем за два дня, Эдуард Витальевич, – взмолился Лева.

– Успеете! Клиент с ребенком уже прилетел! Найми еще людей, свяжись с ментами, прослушивай все телефоны какие надо! Не мне тебя учить оперативной работе! И действуй, действуй! Все, свободен!

Пошел третий день, как Вика со Степкой жили на даче.

Во вторник утром, по распоряжению Дениса, Егор пошел на работу, естественно – работать, и неестественно – пребывать в роли актера, изображая полную растерянность от Викиного неожиданного появления с сыном и загадочного исчезновения. А Денис осуществил эвакуацию на свою собственную дачу. Вернее, дача была не его личной собственностью, а принадлежала всей семье, то есть его родителям пополам с ним и его женой.

Вика ворчала и сопротивлялась, настаивая на том, чтобы остаться где-нибудь в Москве, поближе к событиям, и принимать в них активное участие, но Денис быстро пресек ее пререкания:

– Все, игры закончились! Тебе сейчас быть в Москве опасно: куда бы я тебя ни спрятал, тебя может кто-нибудь увидеть и узнать. Ты еще устанешь от деятельности, потому что когда мы доведем дело до конца, тебе придется выступать свидетелем в суде!

– Слушай, а это разве по вашему ведомству? – спросила Вика.

Она, так же как и он, легко и с удовольствием перешла на «ты». Вообще странным образом, непонятно как и когда, они прониклись друг к другу уважением и чем-то очень похожим на дружбу.

– Как раз по нашему! – ответил он, закидывая вещи в багажник «Ровера». – Открою тебе оперативную тайну: у этой конторы серьезные деловые связи с иностранными государствами.

– Ого! Даже так! – Вика, изобразив покорность, согласилась. – Ладно, сатрап, вези нас на свою дачу!

Вот уже третий день Виктория ловила себя на том, что испытывает противоречивые чувства, как в том анекдоте: «смешанные чувства – это когда ваша теща падает в пропасть в вашей машине».

С одной стороны, она давно так не отдыхала. Дом просто чудесный, как из детской мечты. Не очень большой, два этажа и мансарда, с широким балконом на втором этаже и стеклянной верандой на первом. Этот дом явно любили, холили и лелеяли. Мебель в нем хоть старая, но добротная, ухоженная и такая уютная. А теплая большая деревянная кухня, залитая по утрам солнцем, сразу поднимала любое упадническое настроение. Камин в гостиной, удобные кресла возле него, широкий мягкий диван напротив телевизора, располагающий к созерцательному ничегонеделанию, деревянные кровати в спальнях с пуховыми, как облака, одеялами – словом, все, все умиротворяло и успокаивало.