Я моргала, отворачиваясь от слепящего света, и материлась сквозь зубы.

Хорошо, что при падении я выронила пистолет. Сбившая меня машина оказалась полицейской. Мне заломили руки и уронили лицом на капот.

— Мы его задержали! — с торжеством произнес мальчишеский голос. — Далеко не убежал, сука!

Послышались тяжелые шаги, к молоденькому полицейскому присоединился напарник постарше. Мужские руки грубо обшарили меня, и второй растерянно произнес:

— Да это ж баба!

— О, у нее ствол! — радостно сообщил третий. — Сбросила на землю, тварь такая!

— Отпустите, — зло сказала я. — У меня документы в кармане.

Говорят, у каждого хирурга есть свое кладбище. Что ж, к телохранителям это тоже относится. Мое — совсем маленькое, но каждая могила на этом кладбище — вечный укор, вечная вина. Бизнесмен Кошкин, Константин Рамон Гонзалес, Илья Авдюшкин… И еще несколько воображаемых надгробий. У некоторых надгробия имеются, причем самые настоящие. Кое у кого, понятно, трехметровые мраморные памятники и мавзолеи. А у кого-то и могилы нет. Я представляю себе это кладбище как панораму из фильма о гладиаторе режиссера Ридли Скотта. На фоне облаков там темнеет зелень траурных кипарисов, красным песком посыпаны дорожки, мраморные надгробия белеют в вечных сумерках… Теперь прибавится еще одно: Максим Ионов.

Я сидела в самолете, который совершал рейс по маршруту Тарасов — Уральск. После приземления нам предстояло еще несколько часов ехать на машине. Мы направлялись в Апальевск, сопровождая гроб с телом Максима. Самолет был чартером, оплаченным Станиславом Сергеевичем Каменецким. Продюсер был готов на любые траты ради Макса.

С момента его смерти прошло уже два дня. За это время случилось многое. Поиски убийцы зашли в тупик. Дело о гибели Ионова вел капитан Алехин. Но даже он, при всем своем опыте и таланте, ничего не мог поделать. Камеры наблюдения, установленные на фасаде гостиницы, зафиксировали фигуру, мелькнувшую в тумане. Убийца был в длинном балахоне с капюшоном, и невозможно было разобрать, мужчина это или женщина. Мартовской ночью на набережной было пусто — ни компаний подростков на скейтах, ни влюбленных парочек, ни запоздалых рыбаков, только темнота и туман. Убийца растворился в нем, уйдя от возмездия.

На следующее утро, как только рассвело, следственная группа прочесала площадь перед гостиницей, но ничего существенного найти так и не сумела. Осмотрели номер Ионова — тот же результат. Обыскали гостиницу, и снова ничего. Потрясли «божьих коровок» — мимо. Допросили съемочную группу в полном составе, но, увы, никто ничего не видел, все спали после тяжелого дня. С каждым часом шансов задержать убийцу становилось все меньше.

Один выстрел. Одна пуля. Одна гильза.

Такое впечатление, что работал снайпер. Стрелял снизу вверх, с двадцати метров, в тумане. Но снайперы не пользуются старыми «макаровыми», а Ионов был убит именно из такого оружия.

Я так и не поняла, что произошло. Зачем Макс сидел на подоконнике? Хотел выпрыгнуть в окно? Второй этаж, для самоубийства слабо подходит. Кстати, анализы показали, что в его крови не было ни наркотиков, ни алкоголя, ни проклятой спорыньи. Тогда почему перед смертью он так странно себя вел?

Кто же убил Максима? У него был враг, но ведь он за решеткой. Вряд ли убийца подстерегал заезжую звезду в нашем городе. Получается, мы снова там, откуда начали, и это кто-то из съемочной группы?

Надо сказать, что гибель Максима Ионова повергла всю компанию в шок. Соня и Алена рыдали, обнявшись. Натэлла лежала у себя в номере и глотала валокордин. Каменецкий закрылся в своем люксе и не отзывался на стук. И именно мне пришлось звонить родителям Макса.

Я разыскала помрежа Соню, привела ее в чувство, заставила умыться и найти для меня телефон отца и матери убитого. Страшную новость родители выслушали на удивление спокойно. Поговорить мне удалось с обоими. Мать Макса сообщила, что сын давно покинул родительский дом и они вот уже несколько лет не виделись. А отец заявил, что у них нет денег, чтобы ехать в Тарасов.

В некотором изумлении после этого разговора я постучала в номер Каменецкого. Когда он не ответил, я забарабанила так, что едва не снесла дверь с петель.

— Станислав Сергеевич, откройте! — заорала я. — Все равно не уйду. Мне нужно с вами поговорить.

Наконец в замке заскрежетал ключ. Хозяин впустил меня в номер и тут же захлопнул дверь за моей спиной. В комнате было накурено — хоть топор вешай. Похоже, этот денди, представший сейчас передо мной босиком, в несвежей белой рубашке и измятых брюках, пил уже целые сутки. Вот уж не думала, что этот циник может так переживать.

— Что вам нужно? — хрипло спросил он.

— Станислав Сергеевич, я понимаю, вы потрясены. Но сейчас не время горевать. Нужно кое-что сделать.

— Пусть поисками убийцы занимаются менты, — отмахнулся он. — Все равно ведь не найдут.

— Я не об этом. Нужно доставить Максима Ионова в Апальевск.

— Куда? — Каменецкий дико глянул на меня и плеснул виски в стакан.

— Апальевск. Максим оттуда родом.

— А-а, они все родом из каких-то богом забытых мест, — всхлипнул продюсер. — Да и я сам тоже…

— Послушайте, нужно организовать доставку тела, — ровным голосом проговорила я. Мне не нравилось, что Каменецкий так раскис. Кто-то должен взять на себя ответственность. Венедиктов в больнице, Натэлла в невменяемом состоянии, теперь вот и Каменецкий…

— Я не могу, — хриплым шепотом признался он. — Не могу спать, не могу принимать решения, не могу вспоминать…

— Простите, — я смутилась, — вы что же, так сильно любили Максима?

Вопрос был на редкость бестактным. Но и мое состояние нельзя было назвать нормальным.

Каменецкий уставился на меня покрасневшими от слез глазами и вдруг расхохотался.

— Да вы что! Что за идиотские предположения!

— Значит, нет? — Я заморгала растерянно.

— После этого мерзавца у меня было точно таких же штук восемь. — Каменецкий закурил, и я заметила, что руки у него дрожат.

— Так причина не в этом?

— Причина в другом, — кивнул он и вдруг резко наклонился ко мне. — Мне страшно, — заговорщицким шепотом признался он.

Я уставилась в желтовато-бледное лицо. Невольно понизив голос, я спросила:

— Вы что же, знаете, кто убийца? Боитесь, что он доберется до вас?

— Да нет же! — Каменецкий откинула на спинку дивана. — Меня пугает время.

— Просите, что? — Я не поверила своим ушам.

— Время! — Он постучал по платиновому корпусу часов на запястье. — Его быстротечность. Понимаете?

— Боюсь, не очень.

— В моем особняке множество дорогих вещей, — задумчиво произнес Каменецкий. — Очень дорогих и монументальных. Мрамор, бронза, статуи. Я коллекционирую статуи античных атлетов. Еще часы, моя коллекция напольных часов лучшая в России.