Из кухни показались не совсем твердо стоящие на ногах друзья покойного, и мы с Владом поспешили распрощаться.

— Похороны завтра в одиннадцать, — крикнула нам в спину мама Макса. — А потом поминки.

— Обязательно будем, — заверила я и рванула подальше из этой квартиры, таща за собой Малеева, которого успели-таки заставить помянуть товарища.

Гостиница в Апальевске оказалась всего одна. Если бы кто-нибудь вздумал раздавать звезды, она получила бы ноль целых двадцать пять сотых звездочки. Мне было не привыкать ночевать на продавленных до полу панцирных сетках, а Владику после первых импровизированных поминок и подавно все равно.

Следующее утро выдалось ясным и морозным. Не верилось, что на календаре уже весна. Городское кладбище Апальевска представляло собой заснеженную равнину, на которой там и сям виднелись верхушки крестов и памятников. У свежевырытой могилы переминались родные Ионова и несколько парней и девчонок — его бывшие приятели и одноклассники. Слов было мало, мать и девочки поплакали, но быстро перестали. Четверо вчерашних друзей ловко опустили гроб в могилу и принялись умело забрасывать его землей. Видно, не впервые они занимались этим печальным делом.

Не прошло и часа, как мы оказались за длинными столами в местном кафе. Пахло борщом и блинами. Водкой столы были уставлены так плотно, словно нас раз в десять больше, чем на самом деле. Малеев предусмотрительно держался рядом со мной и старался не приближаться ни к папаше Ионову, ни к товарищам Макса.

По другую руку от меня оказалась монашеского вида девица в длинной юбке, черной кофте и платке до бровей. Она почти ничего не ела, а водку демонстративно отодвинула подальше от себя. В середине застолья — а это было именно застолье, потому что о Максиме все как-то очень быстро забыли и обсуждали свои дела, — папаша Ионов устремил недовольный взгляд на мою соседку и сердито сказал:

— Варька, чего сидишь как неродная? Выпей, помяни брата!

Девица поморщилась, но все же послушалась и пригубила рюмку с таким видом, как будто там микстура.

— Вы сестра Максима? — не выдержала я наконец. Девица подняла глаза, большие, серые, неожиданно красивые на унылом худом лице.

— Варвара Петровна Ионова. А вы кто? Я вас не знаю.

— Мы коллеги Максима, — я не стала вдаваться в подробности. Здесь, видимо, никому не интересно, почему он погиб и кто в этом виноват. Помер и помер, что теперь делать…

— Мы очень давно его не видели, — повторила материнские слова Варвара. — Даже стали забывать. Он ведь как в восемнадцать лет уехал отсюда, так и не заглядывал. Открытку к Восьмому марта, и ту матери ни разу не прислал.

Я рассматривала эту семейку и пыталась понять, как у таких поразительно некрасивых людей мог получиться такой сын, как Максим Ионов. Да и Варвара была, прямо скажем, не красавица. Да, черты лица довольно правильные, но ее портит манера держаться скованно. Варя Ионова горбилась, втягивала голову в плечи, прижимала локти к бокам, а ходила, как я увидела потом, маленькими шагами, как японская девушка в гэта, вдобавок опустив глаза. Ни с кем, кроме меня, она не разговаривала и, видимо, была в своей семье белой вороной.

— Варя, простите, а чем вы занимаетесь?

Сестра Максима подняла на меня глаза и ответила тихо:

— Работаю в библиотеке.

— Наверное, у вас интересная работа.

Варя метнула взгляд, который заставил усомниться в том, что передо мной библиотечная мышка.

— Вообще-то не очень. А вы хорошо знали Максима?

— Каким он был?

Отвечать вопросом на вопрос невежливо, но мне вовсе не хотелось рассказывать сестре Макса о последних днях его жизни. Пусть лучше она, близкий ему человек, расскажет о нем. Ведь я дала себе слово, что не оставлю эту смерть. Только это обещание позволяло мне сидеть здесь и смотреть в глаза родителям Ионова.

— Максим был хорошим, — быстро ответила Варвара. — Его все любили. У него было много друзей.

Я уставилась на нее. Я не очень-то хорошо знала Макса, но того, что я успела о нем узнать, вполне хватило, чтобы понять: она лжет самым бессовестным образом.

Солнце вставало над зарослями камыша, тянувшимися вверх и вниз по течению Малого Карамана.

— Красота-то какая! — потянулся Серега Коваль и едва не заехал мне ружьем в ухо. К огнестрельному оружию я отношусь нервно, поэтому подскочила на месте и заорала:

— Смотри, куда стволом тычешь! Смерти моей захотел? Вот, значит, для чего вы меня на охоту вытащили? Чтобы прикончить по-тихому?

— Успокойся, Женя, — зевнул Коваль. — Незачем так психовать. Нервная ты очень, вот что.

— Работа у меня такая, — буркнула я.

— Так расслабься, оглядись по сторонам. Красотища ведь, а?

В этом Серега был совершенно прав. Места вдоль левого притока Волги исключительно красивы. Даже без всякой охоты находиться здесь — сплошное удовольствие.

Мы прибыли на место еще с вечера. Приехали втроем: мой друг капитан Игорь Алехин, Серега и я. На утиную охоту меня взяли впервые. Честно говоря, я уже года два ныла, прося свозить меня в места, о которых всю зиму оба мои приятеля вспоминали взахлеб.

Лето в этом году выдалось жаркое, со стрельбой и прочими опасными приключениями. Две девочки-близняшки, дочки убитого конкурентами бизнесмена, заставили меня побегать. Зато теперь, в конце этого долгого лета, я могла насладиться заслуженным отдыхом. В этом году я решила не ездить за границу, а провести отпуск на родине. Вот потому я и сидела сейчас в скрадке — земляном сооружении, напоминавшем окоп полного профиля. Надо же, люди лезут в такие земляные ямы добровольно. Ладно, Охотникова, не хнычь, сама ведь напросилась.

Вчера, когда мы прибыли на место на двух джипах, я рассчитывала на приятный вечер с костерком и шашлыками. Именно так я представляю себе отдых на природе. Но мои приятели наотрез отказались предаваться безделью и вместо отдыха до темноты копали скрадки. Сомнительное удовольствие, прямо скажем. И спать мы легли с курами, чтобы встать, как они выразились, на ранней зорьке. И вот уже несколько часов сидим и ничего не делаем. Глаза мои отчаянно слипались, я мечтала о чашке кофе. Какая уж тут стрельба.

Это укрытие было рассчитано на Коваля и меня. Капитан Алехин предусмотрительно отрыл себе собственный скрадок, и теперь мы его даже не видели, только иногда доносился сдавленный кашель. У капитана двое маленьких детишек, и прогулки с ними — дело непростое. Кажется, он простудился из-за того, что не мог увести детей с новой карусели в парке. По-моему, ни одна нормальная утка и близко не подлетит к окопу, из которого доносятся кашель, чихание и придушенные жалобы на парки аттракционов.

Я поправила брезент под собой и капризно поинтересовалась:

— Где твои утки, а? Давно рассвело. Дрыхнут они, что ли?