человеком, довольным своей жизнью, висела во всех комнатах и заставляла перенимать подавленное состояние остальных членов семьи.

– Ни о какой художественной академии не может быть и речи. Обойдешься, – сказал Бенедикт, обращаясь к своей старшей дочери. – Вот когда будешь управлять гостиницей или транспортной компанией и заработаешь, тогда и учись, где хочешь.

Эбигейл слушала, все сильнее нажимая на клавиши, иронично кивала и, предполагаю, готовилась скоро послать всех своих родственников к чертям собачьим.

Миссис Мур вышивала крестиком очередной пейзаж, ее средняя дочь играла с подаренной лордом Олсуфьевым говорящей куклой, имевшей встроенный миниатюрный фонограф, младший сын сидел на полу, занятый игрушечным паровозом, а сам отец семейства развалился в кресле у камина и читал запоем газету.

– Бедный Герман, – сказал я, взъерошив мальчику густые каштановые волосы. – Как же ты живешь среди одних девочек?

– Очень хорошо, сэр, – ответил он, поймав на себе грозный взгляд старой матери. – С моими сестрами скучать не приходится.

Тепло улыбнувшись ему, я уселся в кресло напротив Бенедикта. Его старшая дочь, увидев и услышав меня, прекратила играть, с силой захлопнула клавиатурный клап, молча подобрала юбку и выбежала из комнаты.

Анна, по-видимому, сдержала слово, отказавшись от денег своего дяди, и теперь Эбигейл сильно расстроена, если не обижена, моим поступком, но даже если бы она дала возможность объясниться, то все равно не смогла бы принять моего решения. Конечно, я понимаю, что не имел никакого права вторгаться в семейные перипетии этих людей, но я также не мог не протянуть руку помощи Эбигейл в момент ее бессознательного погружения на дно.

Когда я предлагал Анне сделку, то чувствовал легкость и радость от появившейся надежды на выздоровление своей знакомой, но сейчас, когда она стала еще больше истощена и огорчена мной, я ощущаю лишь неловкость и вину за сделанное. Отчего-то мне казалось, что договор с миссис Гамильтон был ошибкой.

– Сколько вы уже не спите, мистер Брандт? – спросил Бенедикт, пыхтя сигарой и не отводя взгляда от газетных колонок. – Готов поспорить, что пару дней.

– Стараюсь не думать об этом.

– Вы за вещами? Придется подождать, пока их погладят. Кстати, видел сегодня утром Виктора в ресторане. Он жаловался всем подряд на сильную головную боль и слабость во всем теле. Да и сам опухший какой-то был.

Безмятежно листая корреспонденцию, мистер Мур вдруг широко раскрыл глаза и приблизил номер к лицу, свел брови к переносице, начал вдумчиво вчитываться, а после с придыханием произнес:

– Боже… Итан, возможно, вас это заинтересует. В самом конце интервью с лордом Абберлайном.

Я открыл нужную страницу и прочитал несколько строк заголовка, затем вскочил с кресла, задыхаясь от ярости, и с силой сжал кулаки, а вместе с ними и газету.

«Продолжение расследования убийства в Уайтчепеле! Полиция во главе с комиссаром Томасом Гилбертом вновь оказалась беспомощной перед бесчинством синдикатов. У вас есть уникальная возможность узнать, кто на самом деле убил Энни О’Ши, из интервью с известным детективом Виктором Абберлайном, раскрывшим ограбление банка Англии год назад!».

К слову, беседа получилась довольно посредственная. В ней не было ни слова об убийце, но были слишком громкие слова, намекающие на причастность Гончих к убийству проститутки.

– Лорд Абберлайн решил поиграть с огнем и выиграть дубовый ящик, – буркнул я, скомкав газету и бросив ее в камин. – Интересно, как на Эдгаре отразиться смерть любимого сына?

Должен признать, что всем нутром презираю журналистов, способных делать «кричащие» заголовки у статей, не имеющих никакого смысла, направленных на отупение общества и повышение тиража. Печально быть свидетелем того, как журналистика в наше время переживает глубокую депрессию, пытаясь имитировать обычный обмен сплетнями и мнениями под достоверные факты и установленные стандарты высшего уровня.

– Если Виктор сможет раскрыть убийство и остаться в живых, то я лично воздвигну ему памятник, – сказал я, присаживаясь обратно в кресло. – Сволочь.

– У вас нет денег, – заметил Бенедикт. – Так что даже не надейтесь.

– Возьму в долг!

– Вам уже не дают в долг. Итан, друг мой, успокойтесь, ради Бога.

– Мне нечего терять! Ограблю банк!

– Виктор придет по вашу душу, посадит за решетку и станет еще богаче, пока вы будете гнить в тюрьме. Перестаньте пугать меня, а то уже не различаю, где вы шутите, а где говорите серьезные вещи.

– Мистер Брандт, – отозвалась миссис Мур, – с вашим умением забалтывать, склонностью к лести и острым умом, вы могли бы уже давным-давно очаровать какую-нибудь старую богатую вдову, нуждающуюся в мужском внимании. Создали бы семью и жили бы у нее на обеспечении.

– Как это делает ваш муж?

Повисла могильная тишина. Озлобленно покусывая губы, женщина прожгла меня взглядом, после чего переглянулась с Бенедиктом, выпрямилась и, сильно оскорбившись моим вопросом, покинула комнату вместе с детьми.

По словам Клаудии, Кэтрин, несмотря на жалобы в редкие минуты слабости, занималась самовнушением, помогающим не сойти с ума, и беседами с прислугой о семейном счастье. Оно и понятно – я бы и с семью детьми кричал на каждом углу, как все замечательно, если бы мой отец владел большей частью транспортной системы столицы.

Чем миссис Мур успокаивала себя сейчас, когда денег с каждым днем становилось все меньше, мне неизвестно.

– Надо бы немедленно выгнать вас из дома за нарочитую грубость, – сказал мистер Мур, задумчиво проведя рукой по подбородку. – С другой стороны, как раз из-за нее Кэтрин наконец-то ушла.

– Если жена вызывает одно отвращение, то почему бы не отравить ее, как мужа своей старшей дочери?

Старый друг подскочил, уронив кресло, схватил меня за грудки, чуть приподняв на полом, и плотно прижал к стене.

Я попытался вырваться, но руки Бенедикта сразу же оказались на моей шее и сжали ее, что есть мочи. Сил сопротивляться крепкому, большому мужчине становилось все меньше, но он вдруг опомнился, разжал пальцы, упал на колени рядом со мной и стал умолять о прощении, пока я откашливался, едва оставаясь в сознании.

Постучав, в гостиную заглянул мажордом.

– Мистер Мур, одежда для мистера Брандта поглажена, – сказал Эдмунд, а после взглянул на меня и спросил: – Нужна помощь? Врач?

– Нет-нет, – хрипло ответил я, – очередной приступ. Не беспокойтесь.

Мажордом пожал плечами, повесил мой вечерний костюм на вешалку и хотел было поднять упавшее кресло, но был остановлен Бенедиктом, который попросил его выйти из гостиной.

Только Эдмунд оставил нас наедине, как мистер Мур заговорил со мной, заикаясь на каждом слове и стараясь скрыть нервное потряхивание всего тела.

– Итан, извините, если сможете. Мне стоит принести что-нибудь, что сгладит произошедшее недоразумение.

– Надеюсь, по пути вы выпьете пару пузырьков