После унизительного эпизода с Пауэрсом и отмены саммита Белый дом и ЦРУ занялись отбеливанием своей репутации, доказывая всему миру, что шпионаж – не более чем обычная практика в международных отношениях, а ядерный арсенал Кремля не должен оставаться бесконтрольным. К тому же американцы утверждали, что Советский Союз шпионит куда больше. Государственный секретарь Кристиан Хёртер заявил Конгрессу, что в двадцати семи государствах на разных континентах у СССР насчитывается около трехсот тысяч шпионов. От десяти до двенадцати тысяч из них составляли резиденты. Власти Федеративной Республики Германии в ходе скандала с U-2 обнародовали дополнительную статистику: на протяжении восьми лет они арестовали 18 300 человек по обвинению в работе на спецслужбы Кремля162.

Советские газеты не остались в долгу. В мае 1960 года они подробно освещали не только международный кризис после взятия Пауэрса с поличным, но и судебный процесс в ГДР над западногерманским федеральным министром Теодором Оберлендером. Коммунистические средства массовой информации дружно обвиняли его в устранении Бандеры чужими руками. 28 апреля Оберлендера заочно приговорили к пожизненному заключению за участие в убийствах львовских евреев в конце июня 1941 года. Через неделю он ушел в отставку. Несмотря на все инсинуации Москвы и Восточного Берлина, в приговоре Оберлендеру организация убийства Бандеры не значилась.

На Лубянке предоставили западным коллегам угадывать самим, кто же подослал киллера главе ЗЧ ОУН. Когда газеты посвящали одну передовицу за другой сбитому U-2, представитель властей ФРГ заявил, что офицер КГБ приехал в Западную Германию и хвастал, что его служба добралась и до Бандеры. Майор Антон Червоный, начальник отдела разведки львовского облуправления КГБ, сопровождал тот самый украинский хор во время поездки в Мюнхен в октябре 1959 года. Тогда он и сказал своему бывшему агенту Константину Капустинскому: «Вы, наверно, думали, что у нас нет сил и средств провернуть на Западе какое-нибудь дело? А видите, как наши товарищи убрали Бандеру… Чистая работа, комар носа не подточит». После этого Червоный велел Капустинскому поехать в Мюнхен и выведать настроение лидеров эмиграции после гибели их старшего товарища. Его собеседник передал эти слова западногерманской контрразведке, а та сделала их достоянием общественности в конце мая 1960 года.

Руководство органов пришло в ярость. Глава украинского КГБ Виталий Никитченко издал в начале июня циркуляр, где приводил ошибку Червоного в пример того, какой ущерб могут нанести самоуправные действия офицеров без согласования с вышестоящим начальством. Документ гласил, что Червоный дважды виделся с агентом, приказал ему письменно отчитаться об успехах и выдал триста немецких марок. Майор не знал, что бывший подручный КГБ к тому времени уже работал на Западную Германию. В Карлсхорсте планировали заманить Капустинского в Берлин, похитить и вывезти в СССР. Когда Червоный возобновил с ним связь, сотрудник посольства СССР в Бонне получил задание попросить агента приехать в Берлин. Тогда в БНД решили кончить игру и предать огласке кремлевскую тайну. Человек из посольства должен был спешно покинуть ФРГ – операция с треском провалилась163.

Тем временем в Киеве бывший куратор Сташинского полковник Деймон (теперь он возглавлял отдел по разработке эмигрантов в управлении внешней разведки республиканского КГБ) хотел использовать ликвидацию Бандеры, чтобы достигнуть важнейшей цели – расколоть антисоветскую эмиграцию и заставить разведки НАТО, особенно ЦРУ, махнуть на нее рукой. Киевские мастера шпионажа планировали в конце 1960 года «мероприятие с использованием т. н. документа Бандеры»164.

В январе 1961 года редакции двух эмигрантских газет в Западной Германии получили анонимные письма с копией признаний Бандеры одному из его знакомых в Соединенных Штатах. Покойник якобы сетовал на отсутствие у освободительного движения постоянных союзников где бы то ни было – и уж тем более в Вашингтоне. Таким образом, для финансирования тех, кто продолжал борьбу в УССР, члены ОУН имели полное право шпионить за американцами и продавать Лубянке их тайны. Далее Бандера просил адресата найти людей, способных добывать информацию под грифом «секретно», и связать их с его заместителем Ярославом Стецько. Аноним же просил главных редакторов обеих газет выслать ему 200–300 марок на счет в одном канадском банке и уверял, что может рассказать еще кое-что интересное.

КГБ нужны были не деньги, а обнародование текста – поэтому его отправили врагам бандеровской ОУН. Одна из копий попала в журнал «Украинский самостийник», не так давно бывший газетой Льва Ребета. Другую отправили в «Посев» – печатный орган Народно-трудового союза российских солидаристов (тогда журнал издавался во Франкфурте). Обе редакции отказались печатать этот документ, как и платить анониму за следующий. Живший в Нью-Йорке Лебедь предоставил ЦРУ образец почерка Бандеры для проверки. Письмо было напечатано на машинке, но содержало несколько фраз от руки и подпись. Американские графологи установили, что почерк подделан.

Этот текст так и не стал камнем преткновения между ЦРУ и ЗЧ ОУН, но Деймон и его коллеги в Киеве не унывали. Вскоре то же письмо отправили по нескольким адресам в Канаду. Теперь аноним просил за остальные бумаги Бандеры уже 2000 долларов. Деньги следовало положить под камень на пустыре в районе Рокклифф в Оттаве – видимо, место подыскал агент КГБ, работавший в столице под прикрытием должности в посольстве. ЦРУ попросило канадских коллег установить, кому принадлежит счет в указанном банке, и дать возможность поучаствовать в расследовании дела165.

В июне 1961 года в ЦРУ все еще ломали голову над письмом Бандеры – фальшивка ли это, а если да, то кто за ней стоит? Деймону же начальство вручило ценный подарок – дорогие часы с гравировкой. Согласно документу в личном деле, благодарили его «за проведение активных мероприятий против украинских националистов за границей». Не считая промаха Червоного, в КГБ были весьма довольны операциями, предпринятыми для закрепления успеха после убийства Бандеры166.