Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А блокпост у них здесь – просто загляденье. Кроме стандартных мешков с песком тут еще и огромные, с человеческий рост, бронированные стальные листы с амбразурами для стрельбы. И какая-то огромная труба, направленная в сторону туннеля. Я еще во время «обмена любезностями» с Чечетовым заприметил краем глаза это странное оружие. Но только вблизи, увидев притороченные к нему огромные канистры с бензином, понял, что же это такое на самом деле. Огнемет. Да что там, огнеметище! Так вот что имели в виду савеловцы, говоря: «горячие пирожки»… Мама моя!
Проход на станцию был совсем узенький – между тюбингом и бруствером. Пришлось протискиваться по одному, что замедлило и так не быструю процессию.
За укреплениями оказалась обычная станция – платформа да палатки. Ничего особенного. Разве что охраны много, но это, скорее всего, из-за переполоха, вызванного появлением незваных гостей. Да еще и зеваки из палаток повыскакивали, толпясь на пути. Эдуард Валентинович то и дело недовольно орал в громкоговоритель:
– Чего встали?! Расходитесь, не на что тут смотреть!
Ну, прямо как тот человек на Строгино. Как там его? Вот ведь голова садовая, уже успел позабыть имя. Впрочем, какая разница? Суть в том, что там нам чуть ли не в ноги кланялись, а здесь…
Здесь нас подвели к люку в полу и весьма грубо потребовали лезть вниз, перед этим сдернув со всех четверых походные рюкзаки. Внизу, в тесной подсобке, оказалась тюрьма. Гордо сказано, конечно: на деле это было просто небольшое помещение, где раньше хранились швабры и ведра. Правда, сейчас здесь присутствовала очень даже неплохая стальная решетка вместо двери. И огромный амбарный замок…
Заскрежетал ключ, запирая нас в темной и тесной комнатушке с одной-единственной лампочкой под потолком. Несколько секунд мои уши еще слышали топот обутых в берцы ног преследователей. А затем наступила тишина.
Я огляделся. Странно, нас здесь всего трое. Бах, шедший последним, в камеру не попал. Так-так… Остается надеяться, что его повели на допрос, а не к стенке. Все же он успел наломать дров…
Мария присела на корточках в углу. Василий остался стоять, растерянно разглядывая облупившуюся штукатурку на стенах.
– Только без паники, – я старался говорить как можно увереннее, и даже выдавил из себя ободряющую улыбку. – Мы здесь ненадолго. Им нужно узнать, кто мы. Ведь по соседству с ними – логово ублюдков, так что чужакам они не доверяют. Поэтому нас немножко здесь подержат, затем зададут несколько вопросов и выпустят. Когда увидят, что мы не бандиты какие-нибудь…
Неизвестно, успокоило ли это молодежь. Петров тяжело вздохнул и принялся мерить комнатушку шагами, то и дело с тревогой поглядывая на Машу. Да-да, товарищ, я тебя прекрасно понимаю…
Полное молчание. Только шум крови в ушах да дыхание трех человек. Или не трех? Изо всех сил вслушиваюсь, пытаясь разобрать, что происходит за решеткой. Там, за стальными прутьями, – темень, хоть глаз выколи. Неужели к нам не приставили часового? Быть того не может.
Ох, все равно стоит сказать. Даже, если нас подслушивают. Иначе все может выйти боком. Я набрал воздуха в грудь и выдал:
– Слушайте сюда, ребята. Если придут допрашивать – ни слова про то, как сюда попали! Не знаем, и все. Случайно оказались. Завели нас ходами неведомыми, а где ходы те – знать не знаем. Усекли?
Василий удивленно нахмурился, но кивнул в ответ. Мария же не отреагировала вовсе. Не знаю даже, услышала ли она меня. Девушку, казалось, не волновало вообще ничего. Сидит себе да сверлит глазами стальные прутья. Очень хотелось поговорить с ней, успокоить, вот только толку-то? Слова не помогут. Придется ждать, пока сама не оклемается. Да и много чего еще ждать.
Ох, Бах, надеюсь, не наплетешь ты ерунды на допросе. Если тебя допрашивают, конечно… Ты словесным поносом не страдаешь, но кто же знает, что тебе в голову взбредет. И неизвестно, как отреагируют жители метро, узнав, что мутанты к ним ход прорыли. Лучше молчать.
Лучше бы меня повели на допрос первым, честное слово! Не пришлось бы нервы убивать. Я и так наволновался за жизнь свою. Скоро нервные клетки и вовсе закончатся…
В полном молчании прошло около двадцати минут. Затем снова послышались тяжелые шаги, заскрипела открывающаяся дверь, и в камеру ввалился Бах. Живой и здоровый.
– Так, пацанчик, ты следующий! – раздался голос часового.
Василий повернул голову и вопросительно уставился на савеловца.
– Да-да, ты! – уточнил вооруженный АКСУ мужик. – Шевели помидорами!
Медленными шажками Вася двинулся к выходу. Мне бросились в глаза трясущиеся колени парнишки. Надо хоть по плечу парнишку хлопнуть, а то он совсем струхнул. Не успел. Решетка захлопнулась, отрезав Петрова от нас. Часовые повели Васю вглубь темного коридора.
– Ну, что от тебя хотели? – поинтересовался я у солдата, когда савеловцы скрылись.
– Да так, мозги компостировали, – отозвался Бах. Подойдя к стене, он уселся рядом с Марией, вытянув ноги, и закрыл глаза.
– Что ты им сказал? – спросил я.
Молчание. Бородач даже ухом в ответ не повел. Кажется, больше я ничего от него не добьюсь. Великолепная компания у нас подобралась. В самый раз для вечеринок. Остается только надеяться, что Бах не оплошал там. И что Вася не оплошает. Дайте мне только туда самому попасть, и я все сделаю!
Минут двадцать я продумывал ответы на возможные вопросы. Затем аборигены вернулись. Василий влетел в камеру, едва не упав.
– Девчонка, на выход! – все тот же мужик с АКСУ продолжал командовать весьма противным голоском.
– Эй, стойте! – воскликнул я, бросаясь к двери. – Вы ничего от нее не добьетесь. Я сам все расскажу!
– Нам лучше знать! – последовал ответ. – Так что, красотка, сама выйдешь, или вывести?
– Не смейте ее трогать! – заорал Вася.
– Ишь ты, малец, а ведь у Резницына как рыба сидел, – гоготнул мужик, взяв автомат наизготовку. – Не волнуйтесь, мы будем о-о-очень ласковы с вашей дамой.
– Заткнись… – прорычал я, чувствуя обжигающее пламя внутри. Только попробуйте что-то сделать с ней, твари! Тогда никакие решетки меня не остановят…
– А то что? – спросил второй часовой с ТТ в руке.
– Ничего, – послышался женский голос за моей спиной. – Я иду.
– Во-о-о, – гоготнул автоматчик. – Так бы сразу…
Василий попытался было ухватить Марию за руку, но та с силой хлопнула парня по ладони, да так, что тот вскрикнул от боли. И вышла из камеры. К звукам удаляющихся шагов прибавилось еще и улюлюканье часовых.
Зачем, зачем она туда пошла?! Ведь ее же могут… Ладони с силой сжали стальные прутья. Увы, сейчас мне ничего не сделать. С тяжелым вздохом я повернулся. На Петрова вообще было жалко смотреть. Паренек готов был рвать и метать. Он даже пнул разок решетку, но понял, что ничего не добьется. В итоге Вася сел на пол и закрыл лицо руками. Его грудь ходила ходуном, из горла то и дело вырывалось хриплое дыхание, похожее на звериный рык.