Взрослые меряют меня неприязненным взглядом, как будто им пришлось проглотить нечто противное. Я вся сжимаюсь, не понимая, что я такого сказала, почему они так отреагировали.

Но не успевают они ответить, как что-то тяжёлое врезается во входную дверь и в дом врываются солдаты. Я набрасываю тени, и тьма окружает нас словно огромный пузырь. Роданы выбегают в заднюю дверь.

– Держитесь ближе к стене, – шепчу я. – И не говорите ни слова.

Прижимаясь к стене, мы маленькими шажками продвигаемся к задней двери. Гвардейцы пробегают мимо, не разглядев нас среди теней. На этот раз, когда нужно прикрывать сразу столько людей, магия ощущается немного по-другому, ею труднее управлять, но я крепко держусь за свои тени, и они меня не подводят.

– Почему ты просто не убежала, Эммелина?! – стонет Дара. – Почему ты предпочла этих людей мне?! Мне!

Я не обращаю на неё внимания.

Мы слышим крики снаружи – это несколько гвардейцев бросаются в лес, вслед за Роданами и их лошадьми. Но около половины отряда остаются в доме, они прочёсывают комнату за комнатой и поджигают помещения, которые осмотрели.

Выглядит это так, будто им приказали убить меня, если не удастся поймать.

Я дрожу. Лукас берёт меня за руку, бесшумно успокаивая. У меня внутри всё сжимается. Это моя вина. Сейчас я не заслуживаю этого участия. Я тоже пожимаю ему руку и не отпускаю. Дара рычит мне в уши.

Огонь распространяется всё дальше, как круги на воде, дым волнами взвивается к потолку. Дыхание спирает у меня в груди, и я изо всех сил стараюсь не закашляться. Остальным сейчас не легче.

Пламя начинает лизать балки над нашими головами, жуткий треск тлеющего дерева оглушает нас.

Пламя взвивается вверх, и мы пригибаемся к полу, чтобы укрыться от дыма и жгучего жара. Если мы не сбежим сейчас, будет поздно и нас точно обнаружат. Или ещё хуже.

Гвардейцы выбегают из дома, видимо, они закончили обыск и хотят поскорее уйти. Как только последний солдат пробегает мимо, я делаю знак остальным, и мы выскакиваем из двери, по-прежнему невидимые среди теней.

Оставшиеся солдаты стоят за домом, у деревьев. Мы бросаемся в лес, в ту сторону, где нет оцепления, противоположную той, куда сбежали Роданы. Никто из нас не издаёт ни звука – если не считать рваного дыхания и гулкого сердцебиения. Когда мы добегаем до деревьев, стонущие балки дома обрушиваются, и пожар вспыхивает в ночи.

Мы останавливаемся всего на миг, но при виде выражения лиц моих друзей я падаю духом. И хуже всего – осознавать, что всё это из-за меня.

Солдаты стоят начеку, они явно надеются, что из какой-нибудь потайной комнаты раздастся крик о помощи. Мы бежим всё дальше в лес, треск и гул пожара заглушают наши шаги. Дойл спотыкается об упавший ствол, но закусывает губу, чтобы не закричать. Его руки все в царапинах, а в глазах блестят слёзы. Отец Лукаса поднимает его на ноги и помогает нагнать остальных.

Мы не останавливаемся, то идём, то бежим, и кажется, так проходят целые часы. Я по-прежнему удерживаю вокруг нас плотный кокон теней, но это изнурительно. Ноги у меня дрожат как у новорождённого жеребёнка. Лукас кладёт руку мне на плечо.

– Ты в порядке? – шепчет он.

– Всё хорошо, – едва дыша, отвечаю я и падаю на колени. Миранда помогает мне встать.

– Скоро впереди будет пещера, – говорит она. – Мы проходили мимо неё, когда в прошлом году переезжали в этот дом. Можем остановиться там на ночь. Сон нам всем пойдёт на пользу.

Миранда поддерживает меня всю дорогу до пещеры. Моя хватка ослабевает, но тени по-прежнему держатся вокруг нас, извиваясь и ожидая моего приказа. Я отпускаю их, как только мы входим в пещеру, и они уносятся сквозь лес на свои места.

У меня перед глазами всё плывёт, кто-то помогает мне лечь, кладёт мою голову на что-то мягкое. Вокруг смыкается ласковая темнота, но чувство вины у меня внутри не унимается.

– Простите меня, – шепчу я человеку рядом со мной. – Пожалуйста, пожалуйста, простите.

Глава двадцатая

Когда я просыпаюсь, из входа в пещеру падает свет, а неподалёку от меня стоят несколько человек и спорят. Где-то рядом трещит огонь.

Сгоревший прошлой ночью дом пылает внутри моих век.

– Мы не можем взять её с собой, – говорит мистер Родан родителям Лукаса. – Это слишком рискованно. Если те солдаты гнались за ней, значит, она точно солгала, что не знает, кто такая леди Эшлинг. Мы не можем ей доверять. Нужно отправить её обратно туда, откуда она явилась.

– Я уверена, у неё на то была серьёзная причина, – говорит Миранда.

– И к тому же она явно напугана, – добавляет Альфред.

– Каждую секунду, проведённую с вами, мы подвергаемся опасности, – говорит миссис Родан. – Мы не можем так рисковать. Простите.

– Видишь, чем они платят тебе за твоё сострадание? – шипит Дара. – Они совсем не ценят то, что ты сделала для них.

Тревога струится по моим жилам, и я слегка охаю. Все четверо тут же оборачиваются и смотрят на меня. Всё, чего мне хочется, – это провалиться сквозь землю.

– Кэри, Дойл, мы уезжаем сейчас же, пока не поздно, – говорит мистер Родан.

Родители Лукаса никак не пытаются их остановить, и Роданы уходят, не сказав больше ни слова. Кэри на выходе из пещеры прожигает меня взглядом, а Дойл смотрит с любопытством. Когда они скрываются, всё внимание родителей Лукаса переключается на меня.

– Эммелина, ты в порядке? – Лукас садится рядом со мной на корточки, на его лице тревога.

Я кое-как встаю, бросая на них беспокойный взгляд:

– Думаю, да.

В ответ слышу только тишину, и внутренности у меня завязываются узлом. Первым, поправив очки на переносице, заговаривает Альфред:

– Эммелина, почему ты с самого начала не предупредила нас, что солдаты, которые ищут тебя, тоже служат леди Эшлинг? – Он скрещивает руки на груди. – Из-за тебя Лукас и Дойл подверглись серьёзной опасности, не говоря уж о тебе самой.

Обвинение обрушивается на меня, точно ведро холодной воды. И к тому же мне нечего на это ответить.

Я беспомощно открываю рот.

– Как ты узнала, что те солдаты на службе у леди Эшлинг? – спрашивает Миранда, на её лице явное огорчение. – Мы только подозревали, но ты знала наверняка, кто они, иначе не сказала бы нам ночью, что пришла леди Эшлинг.

– Не делай этого, Эммелина, ничего им не говори! Всё отрицай! – требует Дара, но я понимаю,