скорее она увидела его отражение на изменившихся лицах своих собеседников! Даже у генерал-майора появилось это подобострастие во взоре. А сама Мария снова ощутила безотчетный детский страх перед этим большим человеком. Она боялась его с самой первой встречи, как ученица боится строгого директора. Она немела в его присутствии. Его тогдашние излияния чувств вызывали у нее почти животную панику и повергали в полуобморочное состояние. Поэтому-то она и убежала из дома в то роковое утро. Мария глубоко вздохнула: «Ну что ж, пора сразиться с ветряными мельницами!».

Она медленно развернулась и посмотрела на великого князя Константина Николаевича. Посмотрела. Прямо. Ему. В глаза. На ее лице сияла самая ослепительная улыбка, на которую она была способна. Он содрогнулся. Несколько секунд он ловил ртом воздух – казалось, ему нечем дышать. Она первая обратилась к нему:

– Ваше высочество, я вас напугала? Вы смотрите так, будто увидели Горгону Медузу и уже готовы окаменеть.

– Прошу прощения, графиня. Я… мне показалось… – великий князь не мог прийти в себя от неожиданности.

– Очень любопытно, что же вам показалось? Я кого-то вам напомнила?

– Да… Но это невозможно. Это не может быть правдой, потому что…

– Потому что? Вы заинтриговали меня, – графиня вела партию первой скрипки в этом разговоре, совершенно не смущаясь тем, что разговаривает с братом императора.

– Потому что вы напомнили мне о девушке, которую я знал раньше, – с видимым усилием произнес Константин.

– Как интересно, и что же с ней случилось?

– Она умерла.

– О, простите. Так я напомнила вам эту девушку? Вы ее хорошо знали?

– Да, и это мое вечное горе.

– Тогда примите мои соболезнования.

– Ничего. Это давняя история. Я виноват в ее кончине и не могу себе этого простить.

– Ах, ваше высочество, время лечит. И я думаю, что со временем вы утешитесь. Видимо, эта девушка была вам очень дорога?

– Да, очень.

Она смотрела на него и видела несчастного человека. Константин был сражен не ее блестящей внешностью, а тем, что увидел в ней ее же, но другую, прежнюю. И ей стало его… жаль! Господи, почему же тогда все произошло именно так! Если бы она была одержима местью, то могла бы торжествовать. Ведь ее мнимая смерть заставила его страдать, погрузила в отчаяние, вдобавок отягощенное чувством вины.

– Я напоминаю девушку, которой нет в живых. Но, возможно, я могла бы заменить вам ее, – она смотрела ему в глаза, улыбаясь.

* * *

Дома ее ждал взволнованный Андрей Громов.

– Маша, все поменялось! Все было напрасно! Мы идиоты! Нужно все менять, все налаживать заново!

– Господи, Андрей, что случилось? Объясни толком!

– Пришла телеграмма от княгини. Абдул-Азиз отправил письмо не в министерство иностранных дел, а непосредственно императору. Письмо придет в Зимний! И прочтет его не министр Горчаков, и, возможно, даже не царь. А…

– Я знаю, кто прочтет! – перебила Мария и, сев на диван, принялась медленным элегантным движением снимать перчатки.

– Великий князь Константин… Николаевич, – Андрей, зачарованный движениями ее рук, силился сообразить, – как глава Государственного совета… Постой, так он же…

– Я виделась с ним сегодня вечером!

– Как? – Андрей сел на стул. – И с ним тоже?

– Да, и теперь я уверена, что мне удастся перехватить это письмо!

Глава двадцать девятая. «Un Ballo in Maschera»

[24]

В Большом театре давали оперу Джузеппе Верди. Пели артисты итальянской труппы Санкт-Петербурга. В театре графиня Волынская должна была встретиться с великим князем Константином. Он прислал ей билет в свою ложу.

Мария появилась в роскошном туалете – темно-зеленое бархатное платье с пышной юбкой было отделано органзой. Декольте окутано полупрозрачной тканью. Платье подчеркивало ее гибкую стройную фигуру. Прическа, напоминающая ту, что носила в молодости императрица, производила впечатление легкой небрежности, но на самом деле был продуман каждый локон. Тонко подчеркнутые косметикой черты лица сразу привлекали внимание. Она была из тех женщин, что заставляют любоваться собой и долго провожать взглядом.

Великий князь Константин Николаевич уже был там. Он стоял в большом фойе недалеко от входа в царскую ложу с группой сановников и не то чтобы увидел, скорее, почувствовал ее появление по легкому трепету, охватившему публику. Как будто легкий ветерок прошелся по садовой листве. Он двинулся ей навстречу, что сразу было замечено – все снова зашептались. Константин понимал демонстративность этого шага, он намеренно стремился к этой публичности. Ведь светские сплетни и разговоры скрепляют отношения не хуже, чем печать – документ.

– Мадам, – он подошел к ней почти вплотную. Публика расступилась, заключая их обоих в кольцо.

– Ваше высочество, – изящно поклонилась графиня Волынская и оперлась о предложенную руку. Образовав пару, они двинулись дальше.

– Очень рад вас видеть. Вам приходилось бывать раньше в этом театре?

– Да, я была здесь с супругом, ныне увы покойным. Он привозил меня в Петербург после нашей свадьбы.

– И как давно это было?

– О, мне трудно сказать. Два или три однообразных года минули с тех времен.

– Смерть мужа стала для вас тяжелой потерей?

– Вы даже не представляете, насколько! – рассеянно проговорила графиня, внимательно осматривая публику.

– Надеюсь, что ваши переживания утратили за эти годы остроту и вам стало легче.

– Да, спасибо, – графиня замолчала, продолжая наблюдать за окружающими.

– Сегодня публики очень много. Спектакль обещает быть ярким.

На самом деле Мария с нетерпением ждала начала спектакля. В Италии ей доводилось бывать на постановках опер маэстро Джузеппе, она была его горячей поклонницей. Особенно ей нравилась опера «Il trovatore»[25], которая, несмотря на расхожее мнение о чрезвычайно запутанном сюжете, увлекала ее страстностью музыки и драматическими коллизиями. Ее завораживал образ зловещей цыганки Азучены и ее тайна. Она сопереживала трагической судьбе двух братьев, разлученных в детстве, которые, встретившись, становятся смертельными врагами. Отголоски собственной судьбы виделись ей в их соперничестве за внимание Леоноры. Мария вместе с Леонорой всей душой любила Манрико, но и графа ди Луна ей было жаль.

* * *

Мария Волынская и Константин Николаевич неторопливо прогуливались, ожидая начала спектакля. Князь подвел ее к буфету. Повинуясь его легкому кивку, официант кинулся к ним с подносом, на котором стояли бокалы шампанского.

– Прошу вас! – князь протянул бокал графине.

– Благодарю! За что мы пьем?

– За вас! Всегда только за вас!

– За меня или за ту несчастную, которую я вам напоминаю? – графиня как бы невзначай дотронулась до его руки.

– За вас, – повторил князь.

– Бедная Лиза, – со вздохом сказала Волынская.

Константин замер с бокалом в руке.

– А разве я называл вам ее имя?

Графиня улыбнулась.

– Я вспомнила рассказ с таким