Очень скоро Васе стало ясно, что без носков бегать в кроссовках, в которых до того проходил целый день, удовольствие куда ниже среднего. К тому же на улице шел дождь, вода попадала внутрь обуви. Пальцы и ступни быстро стали скользкими, так что Вася поминутно боялся, как бы не оступиться и не грохнуться в лужу. Машина Иринки удалялась все дальше, вскоре Вася мог вовсе потерять ее из виду, но тут провидение ему улыбнулось и возле него затормозила машина цвета сочного апельсина.

На машине были шашечки. На ней горел приветливый зеленый огонек. И шофер оказался славным дядькой, не обращая внимания на мокрый вид пассажира, он приветливо распахнул перед Васей дверцу.

– Садись.

С трудом переводя дыхание, Вася залез в машину.

– Вон за той машиной, пожалуйста.

Шофер оказался проницательным.

– Гонишься за кем?

– Ага. За женой.

Шофер развеселился окончательно.

– Значит, бабу свою ловишь?

– Да.

– С кем-то уехала?

– Нет, одна.

– Все равно, не нравятся мне эти ночные прогулки, – покачал головой шофер. – Вот моя женушка, взять ее, к примеру, тоже одно время взяла такую манеру – из дому уходить. Мне, значит, вечером в компот снотворное, а сама на ночную дискотеку. Ну, я раз заснул, другой заснул, а потом чую, от моей-то табачным дымком попахивает, да и звонить ей всякие подружки зачастили. Я и смекнул: нечисто дело. Что такое со мной происходит? Даже в детстве я крепко никогда не спал, а тут словно в яму каждый вечер проваливаюсь. И башка наутро так зверски болит. И вот рту погано, как кошки насрали. Да и вообще, чувство такое, будто бы я накануне здорово на грудь принял. Не меньше литра, если по ощущениям судить.

Вася слушал невнимательно. Но шофер в его поощрениях и не нуждался.

– Вот я сам себе и говорю, я буду не я, если не выясню, что такое со мной происходит. И не стал в тот вечер компот пить. Да он мне, сказать честно, давно каким-то странным казался. Моя-то благоверная обычно сахару жалеет, дорог ей нынче сахар-то, мало она его тратит. В чай одну ложечку кладет. В компот вовсе, по-моему, не кладет, только врет, что кладет. Кислятину обычно хлебали, а тут она мне который день подряд все слаще и слаще питье подносит. Я уж и сам не рад, от сладости в горле першит. А она все варит и варит, и все сладкий. И главное, сама кислятину продолжает пить, а мне сладкий подносит. И с чего, думаю, такое уважение? В другом-то чем она меня по-прежнему в черном теле держит. А вот компот сладкий дает. Подозрительно мне это показалось. Не стал я ее компотик пить, но что сплю, вид сделал. Моя-то только заметила, что я захрапел, сразу платье-поддергунчик из шкафа вытянула, в таком только заборы подпирать, приличная женщина вовек такое не оденет. Туфли на метровых каблучищах откуда-то достала, сумочку, губы себе нарисовала, глаза, волосы у нее под полотенцем давно уже были взбиты, и вперед из дома! Ну, я за ней. Приезжаем на танцульки к клубу, к ней девчонки со всех сторон. Ну, какие девчонки, такие же гулящие бабенки. И мужчины тут как тут, тоже заинтересованные взгляды кидают. Моя-то и рада, крутится, вертится, хохочет. Ну, меня-то когда увидела, смеху у ней поубавилось. Стоит, гляделки свои таращит, будто бы не поймет, я это перед ней взаправду или ей моя персона только чудится.

– И чего? – проявил интерес к рассказу и Вася.

– А ничего. Отвез я мою голубушку домой, а там дедовским способом с ней разобрался. Достал ремень из шкафа, какой пошире, да по голой заднице ее и отходил от всей души.

– И жена не сопротивлялась?

– Орала, конечно, в полицию обещала меня сдать. Да только и я не лыком шит, придушил ее слегка, да покуда следы от ремня не сошли, спрятал от чужих глаз.

– Где это?

– Отвез к деду в деревню, объяснил тому ситуацию. Засунули мы мою бабу в погреб да и оставили там на пять суток.

– На пять суток? Как же она там выжила?

– А чего? Доху овечью мы ей скинули, чего пожрать и попить благодаря заготовкам бабки-покойницы там было в достатке. Отсидела моя баба свои пять суток и вышла на свободу с чистой совестью.

– Значит, вы ее выпустили?

– А то! Мне она живой нужна, мертвой-то она мне в хозяйстве без толку. Через пять суток вытянули и спросили, будет она еще так или как? Ну, она и покаялась. Пообещала, что вовек такой глупости больше не выкинет. Но я то снотворное еще долго ей забыть не мог. Вот ведь какая зараза, чуть со свету меня этой дрянью не свела. Подружка у нее в какой-то лаборатории работала, новые препараты тестировали. Вот она подруженьке своей и отсыпала горсточку этих пилюлек. А что они непроверенные, моей дуре и по барабану. Я от них помереть мог или дурачком сделаться. Но ей лишь бы на танцульки. Вот они, бабы, вот их нутро. А ты говоришь!

– Может, не все такие. Может, только ваша такая.

– А твоя нет? – заржал шофер. – Уж ты мне поверь, если баба среди ночи куда-то намылилась, одно из двух: или помирает кто, или попой покрутить ей перед посторонним мужским полом приспичило.

Вася ничего не ответил, но про себя подумал, что лучше уж пусть второе. Хотя судя по тем координатам, где высадилась Иринка, предположить, что она приехала на свидание, было более вероятно.

Шофер первым заметил непорядок и крякнул:

– Ого! Слышь, парень, твоя-то, кажись, на кладбище гребет. Вот дела! Сколько лет живу, первый раз такое вижу, чтобы молодая баба и ночью одна на кладбище бы отправилась.

Иринка и впрямь остановила свою машину на стоянке возле кладбища на Пороховых. Когда-то в этих местах находился большой пороховой завод, рабочие которого и селились в округе. Разумеется, если тут они жили, то тут они время от времени и умирали. Так и образовалось это кладбище. Затем город расширился, завод закрылся, рабочие разъехались кто куда. Но район этот так и продолжал носить свое историческое название – Пороховые.

На этом кладбище хоронили Осипа Осинкина – мужа Иринки. Неужели она идет к нему на могилку? Но почему ночью? Кладбище ведь ночью закрыто.

Постояв перед закрытыми воротами совсем недолго, Иринка двинулась вдоль ограды. Того и гляди она могла скрыться за разросшимися кустами бузины. И тогда пиши пропало. Очень быстро Вася смекнул, если он хочет понять, что происходит, ему придется идти следом за Иринкой.

– Тебя подождать или как?

Шофер высунулся из машины, вопросительно глядя на Васю. По слегка дрожащему голосу мужика и его неуверенному взгляду было ясно, что он и сам здорово трусит. И ни за что в жизни не пойдет вместе с Васей. Для него и просто постоять у ограды кладбища ночью – это уже своего рода подвиг.

– Подожди.

– Понял, – ответил шофер без всякой радости. – Тогда я вот что… пока ты ходишь, я туда к дороге обратно вырулю. Чего мне тут на стоянке торчать? Все равно же скоро поедем. Ты как выйдешь, там меня ищи. На дороге.