Несмотря на головокружение и тошноту, я не мог отвести глазот крови, волшебным алым цветом светившейся в отблесках факела, постепеннотемневшей и уходящей в щели между плитами пола. Кровь была живой, и ее сладкийзапах, словно свежая струя, ворвался в отвратительную вонь разлагающихся тел.Сильнейшая жажда заставила меня забыть о тошноте. Спина моя согнулась, и с удивительнойдля меня самого гибкостью я стал наклоняться все ниже и ниже.

Все это время я не переставал думать о неизвестном мнемолодом человеке. Его притащили сюда еще живым, и пища, испорченные остаткикоторой я видел, служила либо для поддержания его сил, либо для того, чтобыпытать его голодом. Он умер, запертый в подземелье вместе с гниющими трупами,сознавая, что обречен вскоре стать одним из них.

Господи! Как можно вынести подобные муки? Ужасные мучения!Скольким еще юношам с такими же светлыми волосами и голубыми глазами пришлосьиспытать то же самое?

Я уже стоял на коленях, все ниже и ниже наклоняя голову. Влевой руке я продолжал сжимать факел, а мой язык непроизвольно высунулся изорта и стал походить на шевелящегося слизняка. Вот он уже коснулся пола, лизнуллужицу крови… Непередаваемое, восхитительное ощущение! Удовольствие,переходящее едва ли не в экстаз!

Неужели я это делаю? Неужели это я слизываю с пола кровь вкакой-нибудь паре дюймов от горы трупов? Неужели это мое сердце замирает отвосторга рядом с мертвым телом мальчика, которого Магнус притащил сюда точнотак же, как притащил меня? Рядом с мальчиком, обреченным на смерть вместовечного бессмертия?

Я все лизал и лизал. В колеблющемся свете факела комната тоосвещалась, то вновь погружалась в темноту. Волосы покойника касались моеголица, а похожий на осколок хрусталя глаз неотрывно смотрел на меня.

Почему же я избежал участи быть заключенным в этоподземелье? Какое испытание удалось мне выдержать, чтобы не трясти сейчас этитолстые решетки и не кричать от ужаса, чтобы не испытывать того кошмара,который охватывал меня в комнатке деревенского кабачка, словно провидениеподавало мне тревожный сигнал?

Меня колотило, руки и ноги дрожали. И тут я услышал какой-тоужасный звук, но не сразу понял, что звук этот – мой собственныйдушераздирающий крик, вырвавшийся из самых глубин моего существа, такой жезавораживающий, как и вид алой крови, голубых глаз юноши, как поблескивание всвете факела шевелящихся червей и крыльев насекомых.

Отбросив в сторону факел, я пятился на четвереньках, покавновь не наткнулся на оловянную тарелку и разбитый кувшин. Вскочив наконец наноги, я бросился по лестнице наверх, с грохотом захлопнув дверь темницы. Мойотчаянный дикий крик уносился к самой верхушке башни и, казалось, достигалнеба.

Эхо его отдавалось от каменных стен, еще больше усиливаясь ибуквально оглушая меня. Но я не в силах был замолчать.

В конце концов я заметил, что сквозь узкие бойницы изарешеченные окна в башню проникает бледный свет холодного утра. Крик сам собоюзатих. Я увидел, как засветились камни стен и все окружающие меня предметы, ипочувствовал, что струящийся потоком свет обжигает мне веки.

Времени на размышления не оставалось, и я помчался вовнутренние покои.

Когда я наконец выбрался из узкого прохода, комната былаосвещена тусклыми пурпурными лучами утра. Казалось, что заполняющие сундукдрагоценности пришли в движение, и их сияние буквально ослепило меня. Яторопливо поднял крышку саркофага.

Быстро скользнув внутрь, я поставил крышку на место.Болезненные ощущения на коже лица и рук исчезли. Теперь я был в безопасности. Ялежал совершенно неподвижно и, постепенно забывая о своих бедах и горестях,погружался в бездонную пропасть бесконечной тьмы.

Меня разбудила жажда.

Я мгновенно вспомнил, где нахожусь и кем я теперь стал.

Меня уже не мучили сны о холодном белом вине, прохладных наощупь яблоках и зелени деревьев и травы в отцовском саду.

В темноте узкого пространства гроба я провел языком по зубами почувствовал, что клыки мои чрезвычайно велики и остры как ножи.

В башне кто-то был, и, хотя этот смертный еще не приблизилсяк двери внешнего помещения, я мог читать его мысли.

Я ясно ощутил его напряжение и беспокойство при виденезапертой двери на лестницу. Такого никогда раньше не случалось. Япочувствовал его страх, когда он увидел на полу обугленные головешки, иуслышал, как он испуганно позвал: «Хозяин?!» Я понял, что это слуга, и в то жевремя догадался, что он коварен и вероломен.

Способность слышать его тайные, невысказанные мысливзволновала и заинтересовала меня. Но что-то меня при этом очень беспокоило…Его запах!..

Приподняв тяжелую крышку каменного саркофага, я выбралсянаружу. Запах был очень слабым, но противостоять его притягательности я не мог.Он напоминал мне мускусный запах первой в моей жизни продажной девки, в чьейпостели я оказался, чтобы удовлетворить юношескую страсть. Я вспомнил и овосхитительном аромате жареной оленины, и о том, какой восторг он вызывал послемногих и многих дней нестерпимого голода в иные зимы. Он был восхитителен, какзапах вина нового урожая, свежих яблок или чистой воды несущихся с гор потоков,которую я в жаркие летние дни пил пригоршнями.

Должен признаться, что этот запах казался мне во сто кратчудеснее и вызывал у меня острый, почти животный аппетит.

Я с легкостью, словно плывя в темноте, преодолел туннель,вытолкнул закрывавший его камень и оказался во внешней комнате.

Я увидел перед собой побледневшего от ужаса смертного.

В голове этого высохшего, худого и слабого старика путалисьразнообразные мысли и предположения. Я понял, что он служит одновременноконюхом и кучером, но не был уверен в правильности своих догадок.

И тут меня обдала его жаркая злоба по отношению ко мне. Вего преступных намерениях не оставалось никаких сомнений. Пока он внимательнооглядывал меня с головы до ног, в душе его кипела бешеная ненависть. Это онраздобыл и принес великолепную одежду, которая была на мне. И именно онприсматривал за несчастными узниками подземной темницы, пока они были еще живы.Почему же, вопрошал он в безмолвной ярости, я сейчас не там?

Как вы догадываетесь, моя любовь к нему от подобных мыслейне возросла. Больше того, я готов был убить его голыми руками.

– Где хозяин? – в отчаянии спросил он. – Гдемой господин?

Интересно, за кого принимал он своего хозяина? Наверное,считал его чародеем при королевском дворе. Но теперь власть и могуществоперешли ко мне. И этот человек явно не обладал какой-либо полезной для меняинформацией и ничего интересного рассказать не мог.