Эдуард хорошо знал русскоязычного хозяина одного ювелирного магазина.

— Он эмигрант, еврей из России. Конечно, он твою подругу оберет как липку, но заплатит, скорее всего, больше, чем в Москве.

Эдик созвонился с хозяином магазина и договорился, что завтра заедет. На следующее утро он подвез Нику к магазину и представил хозяину.

— Вы тут пообщайтесь, — сказал он Нике. — А я в банк отойду, насчет ячейки узнаю.

— Да, конечно! Спасибо большое, — ответила Ника. Это было очень кстати — с ювелиром она очень хотела пообщаться с глазу на глаз.

— С чем пожаловали, молодая леди? — с улыбкой спросил ювелир, седой человек в очках, небольшого роста.

Ника рассказала ему историю про подругу, спросила, может ли она обратиться к нему, а затем вынула из сумки завернутый в салфетку камешек.

— Скажите, сколько это может стоить? — смущенно спросила она.

Ювелир долго разглядывал камешек в лупу. Потом попросил несколько минут подождать и вышел в подсобное помещение — подлинность бриллианта надо было проверить на серьезной аппаратуре. Хотя уже и без всякой аппаратуры было ясно, что бриллиант настоящий — и отменного качества.

Пока Ника ожидала его возвращения, в торговом зале появился помощник ювелира, молодой бельгиец. Он подрабатывал «сливом» информации о сделках с бриллиантами, за что ему неплохо платили. Самыми дорогими в последние годы были сделки, которые проводили русские, после падения «железного занавеса» повалившие в Европу косяком. И сегодня, услышав за дверью русскую речь, он поторопился прояснить для себя ситуацию: кто пришел и зачем?

Бельгиец вышел на улицу якобы за сигаретами. У магазина был припаркован шикарный спортивный «мерседес». Без сомнения, девушка приехала на нем. У всех русских, по мнению помощника ювелира, были огромные, яркие и очень дорогие автомобили. Это давно вызывало у него жгучую зависть.

На всякий случай он записал номер машины: как знать, кому-то может понадобиться эта информация?

Интуиция его не обманула: информация пригодилась, и быстрее, чем он предполагал.

Несколько дней, проведенных в Сингапуре, Ника позже вспоминала как поездку в азиатскую сказку. Сказать, что город ее ошеломил, — ничего не сказать. Она представляла себе юго-восток Азии совсем другим. Нечастые репортажи отечественного телевидения рисовали совсем другую картинку: трущобы, над которыми, сверкая стеклянными стенами, торчат новенькие небоскребы. Но эта картинка, видимо, давно осталась в прошлом. Высотные здания, в которых размещались офисы многих международных корпораций, уверенно подчинили себе мир буддистских храмов и тихих колониальных гостиниц.

Эдуард, как выяснилось, не раз здесь бывал.

— Ты смотри, если встретишь варана, беги сразу в другую сторону.

— Варана? — удивилась Ника.

— Они здесь по городу ходят, иногда в парки забредают, народ попугивают. Но ты не волнуйся, местные вараны небольшие, на людей не нападают, не то что на острове Комодо. Там и сожрать могут. — Эдуард угрожающе двинул челюстью.

— А где это — Комодо? — спросила Ника.

— Да здесь недалеко, часа полтора лёта. Это уже Индонезия. Что, хочешь поехать? — улыбнулся он.

— К вашим варанам? Да что-то не очень.

— Ладно, я тебе Индонезию все равно покажу. У меня здесь работы дня на три, а потом, в субботу, на Бинтан поедем. Это тут, через пролив, час на пароме. Тропический рай!

Эдик, мечтательно закатив глаза, расплылся в блаженной улыбке. По этой улыбке Ника мгновенно поняла, что и там он уже бывал — и явно не один. Поняла, и какая роль в тропическом раю будет ей отведена. Однако с Эдуардом ей было надежно и спокойно, такие мужчины ей раньше не попадались. На фоне ее однокурсников с ошалелыми от рыночных перемен глазами и пустыми карманами он здорово выигрывал. Ладно, пусть будет так. Эти два дня в тропическом раю ее совсем не пугали.

За несколько лет совершивший головокружительную карьеру от скромного сотрудника Совэкспортхлеба до самоуверенного «хозяина жизни», Эдуард гостиницу выбрал такую, что у Ники аж дух захватило.

Гигантский холл благоухал цветами в огромных вазах и сверкал гигантскими шарами люстр, подвешенных к высокому, почти невидимому потолку. Отливающие серебром скоростные лифты, запечатанные в бело-розовый мрамор, вышколенная обслуга, наперед угадывающая пожелания клиентов, — все это навалилось на девушку ошеломляющим потоком впечатлений. И когда они быстро и бесшумно взлетели на тридцать пятый этаж, Ника словно воспарила: она даже не чувствовала своего тела.

— Ну как? — Вышагивая за боем по устланному богатыми коврами коридору, Эдуард явно наслаждался произведенным эффектом.

Номер с огромными панорамными окнами, выходящими на зелено-голубую гладь океана, был настолько великолепен, что Ника только и нашла сил тихо прошептать:

— Я умираю…

Перед ее глазами еще стояло пьяное, оплывшее лицо Славика, купе грязного поезда на Кисловодск, ужасные катакомбы недостроя, где она готова была проститься с жизнью. А тут!..

Эдик уже раскрыл чемодан, сбросил с себя джинсы, пиджак и вышел к ней в белоснежном халате и плавках:

— Ну что, пойдем окунемся? Чего засиживаться?

— Прямо вот так — в халате? Океан же вон, далеко. — Она указала рукой на изумрудную гладь за окном.

— Какой океан, детка? В бассейн! Здесь прекрасный бассейн прямо на крыше, тебе понравится.

— Ой, а у меня и купальника нет… — приуныла Ника.

— Ну, это мы сейчас решим. С твоей фигурой мы его тебе за пять минут подберем.

Он взял ее за руку, и они спустились на лифте на второй этаж, который сплошь состоял из небольших уютных ресторанов.

— Это японский, тут суши-сашими подают, — с удовольствием играл роль гида Эдуард (он так и пошел в халате). — А тут китайский. Кстати, очень неплохой. Южнокитайская кухня, — почему-то доверительно сообщил он ей, и Ника подумала, что там, в Южном Китае, наверное, кормят чем-то совершенно особенным. — А вот и индийский, тоже ничего, но кухня островата, на любителя.

Вслед за ресторанами пошли небольшие, но явно недешевые магазины с богато оформленными витринами.

— А вот и то, что мы ищем, — произнес Эдик, войдя внутрь одного из них и жестом подзывая к себе продавщицу.

— Я сейчас запутаюсь, здесь так всего много, — растерялась Ника, завороженно блуждая взглядом по разноцветному великолепию.

— А ты возьми сразу три-четыре купальника разных, будешь надевать их по настроению. Ты давай меряй, а я вот там, у барной стойки, пивка попью. Тут, конечно, оно не такое, как в Бельгии, но по жаре сойдет.

Он вышел из магазинчика, и продавщица начала радостно щебетать что-то на своем сингапурском английском, который Ника еще не вполне понимала.