Не веря своим ушам, Ариана не находила ответных слов, а Мари-Клод продолжала свою отповедь:

— Ты сама виновата в том, что произошло. У вас не было детей, тебя это нисколько не смущало, ты не следила за ним, он ездил без тебя, куда хотел и когда хотел. Да ты сама его поощряла к этому! Это тебе любой скажет! Ты никогда не обнюхивала его костюмы, не вытряхивала его карманы, не подслушивала разговоры и не читала переписку. Ну, конечно, ты же у нас благородная де Монфор! Запомни, дорогуша, аристократы в схватке за жизнь всегда проигрывают. Да они и жизни не знают. Откуда им ее знать? Им ведь с детства все преподносят на золотом блюде. Знаешь, что бы я сделала на твоем месте? — Войдя в раж, Мари-Клод не замечала, что это был уже сплошной монолог. Ее монолог. — Я бы не стала искать адвоката и не дала бы ему развод. А главное, я всю эту ситуацию немедленно предала бы гласности. Все вот эти твои благородные штучки хороши для литературы. Мужчина, когда гуляет, а он давно у тебя начал гулять, должен знать, что он под контролем, его надо держать на поводке! Ночевать только дома. Хочет перепихнуться — пусть на пятнадцать минут зайдет в процедурную, а не исчезает на целую ночь под надуманным предлогом. Ты, ты сама способствовала сладостному развитию его отношений с другими женщинами! Теперь, дорогуша, исправляй ситуацию. Заявись в клинику, оповести всех, что твой муж неверен и что ты будешь за него бороться. Возьми адрес этой его сучки, на которой он собирается жениться. Найди ее, устрой сцену! Волосы ей вырви, в конце концов! Пусть облысеет и идет к другому хирургу наращивать новые. Позвони его родителям и расскажи о недостойном поведении — мол, он разрушает семью и твою жизнь. Скажи, что покончишь самоубийством, оставь у его адвоката письмо, в котором ты будешь обвинять в своей смерти именно его, своего мужа — Жана-Поля Куэ-дека! Веди себя как безумная, за здоровье которой надо бояться. Скажи, что подожжешь дом, в который ты вложила столько сил! Схвати нож, начни резать вены — пусть он тебя спасает. Завязывай с благородством! С голубыми кровями! Самца — любого, запомни, любого! — надо ставить под контроль. Надо знать даже то, о чем он еще и не успел подумать. Ты ведь мне ни разу, заметь, ни разу за столько лет не задала вопрос о его жизни вне дома…

Ариана уже давно ее не слушала. Она обессиленно лежала на постели, а голос в трубке продолжал поучать, разъяснять и терзать.

Ее захлестнуло невыносимое одиночество, и она спустилась в бар.

В этот вечер в баре было немноголюдно. За столиком в углу пожилой господин читал газету, за другим — двое мужчин в строгих деловых костюмах, судя по обрывкам негромких фраз, обсуждали какую-то сделку.

Ариане захотелось выпить чего-нибудь крепкого. В ответ на вопросительный взгляд бармена она заказала двойной виски. Но вместо облегчения алкоголь лишь усугубил ощущение безысходности и отчаяния.

Она заказала еще. Ей хотелось напиться и обо всем забыть. Уже захмелевшим взглядом она обвела почти пустой зал… В этот момент к стойке подошел высокий светловолосый мужчина и внимательно посмотрел на нее.

В тот вечер Нике предстояло составить компанию Эдуарду, который собирался на домашний ужин к своему деловому партнеру, Сэму. Сэма он очень ценил. Они находились в проверенных, доверительных отношениях, которые приближались к дружеским, что в бизнесе случается редко.

Сэм был из круга сингапурской элиты. И не просто элиты, а той, которая создавала страну. Его отец был одним из сингапурских министров, которые начинали свою карьеру вместе с Ли Куан Ю.

Дом Сэма располагался в самом богатом районе города. Въехав в распахнувшиеся перед ними ворота, они оказались на просторной лужайке, обрамленной бамбуковыми деревьями и высокими пальмами. На лужайке стояли три здания. Два были построены в восточном стиле, а третье представляло собой одноэтажный вытянутый прямоугольник.

— Вот она — обитель обычного сингапурского миллионера, — шутливо произнес Эдик.

— Может быть, трех миллионеров? Здесь три дома.

— Они все принадлежат ему.

Они шли по освещенной неширокой аллее, окруженной водой, одновременно аллея служила мостиком между строениями.

«Получается, что при желании ко всем этим домам можно подплыть на лодках», — подумала Ника.

— А у него что, большая семья? Здесь живет весь клан? — спросила она.

— Нет-нет, он живет с женой и двумя детьми, а три здания здесь вот почему: в Сингапуре электричество стоит очень дорого, даже для такого богатого человека. И у них не все здания отапливаются, охлаждаются или освещаются одновременно. Вот это, например, куда мы сейчас идем, столовая, там включен кондиционер, и нас встретит прохлада. А остальные дома начнут охлаждать, только когда хозяева туда отправятся. Здесь все очень бережно относятся к ресурсам — чистой воде, электричеству, отоплению, кондиционированию, очистке промышленных стоков. В общем, совсем не так, как у нас, когда сутками горит свет там, где никого нет. Представь себе, они даже, пока зубы чистят, воду не льют. И когда намыливают тело, воду выключают. Кстати, у них здесь такой прикол: вон, видишь, в бамбуковой рощице крупное дерево, а перед ним деревянная площадка? Это душ на природе. В стволе — труба для воды, там и лейка есть… В общем, надо будет тебя сводить туда на экскурсию.

Хозяин дома уже шел навстречу, радушно раскинув руки. Это был небольшого роста, улыбчивый, одетый на европейский манер мужчина средних лет. Только слегка раскосые глаза напоминали, что перед ними китаец. Он сразу пригласил их в столовую.

Приглашенные стояли с бокалами прохладительных напитков в руках, оживленно беседуя между собой. Здесь были не только сингапурцы. Среди гостей выделялись три англичанина, две американские пары и арабский шейх в традиционных белых одеждах и с бурнусом на голове.

— А это наши русские друзья, — громко произнес Сэм и подвел их для знакомства сначала к своей жене-англичанке, а потом ко всем остальным гостям.

Эдуард то и дело поглядывал на Нику. Она если и была смущена, то совсем чуть-чуть: не зажималась, легко произносила на английском нужные фразы. И было ощущение, что она чуть ли не всю свою жизнь провела в высшем свете.

А когда они подошли к арабскому шейху, Ника сразила Эдуарда наповал. Вежливо склонив голову, она произнесла на чистейшем арабском:

— Мир вашему дому.

Шейх заулыбался, оживился и по-арабски спросил ее о чем-то.

Смущенно улыбнувшись в ответ, она перешла на английский и объяснила, что это единственная фраза, которую она знает.

— О, вы ее так произнесли, с такой точной интонацией, без всякого акцента! Я решил, что молодая леди может говорить на арабском так же хорошо, как и на английском, — рассыпался в комплиментах шейх.

Все присутствующие беззастенчиво разглядывали Нику, словно диковинку. Им странно было видеть русскую — такую русскую, — удивлял и ее непринужденный английский. Да и для Эдика это стало открытием.