был готов, опять она напялила на себя ужасную ослиную кожу, отдала пирожок гвардейцу и спросила у него, как здоровье принца, но тот решил, что нечего ему с ней разговаривать, и побежал скорее отнести пирожок принцу.

Принц с жадностью схватил пирожок из рук посланца и стал есть его с такой быстротой, что лекаря, стоявшие кругом, сказали, что это добрый знак. И действительно, принц чуть было не подавился колечком, которое оказалось в одном из кусков пирога, но он ловко вытащил его изо рта и тут же стал медленнее жевать пирожок, разглядывая редчайший изумруд на золотом стебельке, который образовал такое узенькое колечко, что он решил, что уж такое колечко годится только для самого хорошенького пальчика в мире.

Принц без конца целовал это колечко, засунул его себе под подушку и вытаскивал оттуда каждую минуту, когда думал, что никто этого не видит. И он опять начал томиться да размышлять, как бы ему увидать ту, которой это колечко было бы впору; если он попросит, чтобы сюда позвали. Ослиную Кожу, что испекла пирожок, который он просил, так ведь её ни за что не позовут, а если рассказать, что он видел в замочную скважину, так ведь над ним будут смеяться и скажут, что это ему померещилось; все эти мысли терзали его одновременно, и у него опять повторился приступ горячки. Тогда лекаря, не зная, что дальше делать, объявили королеве, что принц болен от любви.

Королева прибежала вместе с безутешным королём.

– Сын мой, дорогой мой сын, – вскричал удручённый монарх, – скажи мне, кого ты любишь, и клянёмся тебе, она будет твоей женой, хотя была бы самой жалкой холопкой.

Королева, обнимая его, подтвердила ему обещание короля. Принц, растроганный ласками и речами своих родителей, отвечал им так:

– Отец мой и мать, мне совсем не хочется заключать такой брак, который бы вам не понравился, – и в доказательство этого, тут он вынул изумрудное колечко из-под подушки. – Скажу вам, что я женюсь на той, кому это колечко будет впору, а ведь нечего и думать, чтобы та, у которой такой хорошенький пальчик, была бы неотёсанной крестьянкой.

Король и королева взяли колечко, стали рассматривать его с большим любопытством, и так же, как и принц, решили, что такое колечко может принадлежать только девушке знатного рода. Тогда король, обняв сына и умоляя его выздороветь, вышел, повелев громко бить в барабаны, в трубы трубить и на флейтах играть, а глашатаям объявить во всеуслышание, чтобы все девушки шли во дворец примерять колечко, и что та, которой оно окажется впору, станет супругой наследника трона.

Первыми прибыли принцессы, за ними герцогини, маркизы, баронессы, – но все они только исцарапали себе до крови пальцы, и ни одна не смогла надеть колечко.

Пришёл черёд и разным другим красоткам, но как бы ни были они миловидны, у всех были слишком толстые пальцы. Принц, которому стало лучше, сам примерял им колечко. Наконец позвали дворцовых служанок, но и у них ничего не вышло. Уж не оставалось никого, кто бы не примерял колечка; тогда принц велел созвать всех поварих, всех кухарок, да овечьих пастушек, – их всех привели. Но у них оказались такие толстые и короткие пальцы, что колечко не лезло дальше ногтя.

– А позвали ли Ослиную Кожу, которая испекла мне пирожок на днях? – спросил принц.

Все стали смеяться и говорить, что нет, куда её звать, такую грязную да засаленную.

– Пусть сейчас же её приведут, – велел король, – а то ещё будут говорить, что мы кого-то пропустили.

И тогда побежали, хохоча и глумясь, за индюшечьей пастушкой.

Инфанта, которая слышала бой барабанов и крики королевских глашатаев, очень забеспокоилась, что её колечко вызвало такую возню и сумятицу. Она любила принца, – а ведь настоящая любовь всегда робка и вовсе не тщеславна. Она всё время была в страхе, что найдётся красавица, у которой будут такие же тонкие пальцы, как у неё самой. И она очень обрадовалась, что пришли за ней и постучали в её дверь. Прослышав, что ищут пальчик, которому было бы впору её колечко, уж не знаю почему, но только она постаралась причесаться покрасивее и надела свой прекрасный. серебряный корсаж и юбку, которую она сама обшила пышными оборками и серебристыми кружевами, усыпанными изумрудами. Как только раздался стук в дверь, она живо накинула на себя ослиную. кожу и отперла двери. А те, кто пришли её звать, сказали, насмехаясь, что король зовет её к себе, чтобы выдать замуж за своего сына, а потом с громким хохотом повели её к принцу. Сам принц был очень удивлён чудным её нарядом и поверить не мог, что она – та же самая девушка, кого он видел такой красивой и так пышно одетой. Грустный и пристыженный своей ужасной ошибкой, он спросил у неё:

– А это вы там живёте, в конце того тёмного закоулка, на третьем заднем дворе нашей мызы?

– Да, государь, – отвечала она.

– Ну, – ·сказал он, дрожа и тяжело вздыхая, – покажите мне вашу руку.

Вот это была история! Как тут все рты разинули – и король с королевой, и все камергеры, и все придворные, – когда увидали, что из-под чёрной засаленной ослиной кожи показалась тоненькая маленькая ручка, беленькая- пребеленькая, а колечко пришлось как раз впору самому хорошенькому и тоненькому пальчику в мире. И когда в это время инфанта чуть-чуть обернулась, ослиная кожа свалилась с её плеч, и предстала она такой красавицей, что принц, как ни был он слаб, упал перед ней на колени и обнял её с таким жаром, что она вся покраснела, но никто этого не заметил, потому что король с королевой тоже бросились её обнимать и упрашивать, чтобы она вышла замуж за их сына. Принцесса, смущённая всеми ласками и любовью принца, не успела поблагодарить их, как в эту самую минуту раскрылся потолок и фея Сирени, на колеснице из ветвей и цветов её имени, спустилась на землю и рассказала с бесконечным изяществом всю историю инфанты.

Король с королевой, обрадованные тем, что Ослиная Кожа оказалась именитой принцессой, удвоили свои ласки, а принц был настолько тронут добродетелью принцессы, что заставило его полюбить её ещё больше.

Принцу так хотелось поскорей на ней жениться, что он еле-еле согласился выждать немножко, чтобы можно было всё приготовить как следует к этой замечательной свадьбе. Король с королевой, которые были без ума от своей невестки, беспрестанно её ласкали, не выпускали из объятий. Она же заявила, что не может выйти замуж за