лекарстве дорогом:

Кто думает сама, кого старуха учит,

Что делать; всех красоток мучит

Желанье овладеть прелестным перстеньком.

Сперва на зов приехали принцессы,

Потом маркизы, баронессы,

За каждый пальчик их я б отдал всё что мог, —

А всё же ни один не лезет в перстенёк.

Идут красавицы блестящей чередою,

Одна приходит за другою,

Подходит к принцу, ручку даст ему, —

А не приходится колечко никому.

За ними во дворец идут гризетки,

Подобных рук не видел белый свет, —

Такие все красотки да кокетки,

И кажется – вот-вот! – А толку нет да нет,

Чудесный перстенёк лукаво обнадёжит,

А всё-таки надеть его никто не может.

И вот приходят во дворец

Подёнщицы толпою бойкой

И птичницы, и судомойки,

И поварихи под конец;

Их руки то́лсты,·пальцы кра́сны,

Они колечку не опасны,

Хоть-всем охота под венец.

Ведут последнюю пололку,

Обрубки грязные её

Совсем не лезут – да и всё,

Как если бы канат продеть в иголку.

Приходит вечер. Будто все

Перебывали во дворце,

Одной Ослиной Кожи не видали.

Но разве можно звать сюда такой скелет?

Ужели во дворце её одну и ждали?

А принц им: «Почему бы нет?

Позвать её сюда». – Смеётся, суетится

Толпа придворная. – «Да можно ли решиться

Такое чудо вывести на свет!»

Но из-под чёрной кожи видят гости —

Сияют пальчики белей слоновой кости,

Чуть тронуты коралловой зарёй.

Инфанты дрогнуло сердечко —

И надевается колечко

На пальчик, принцу дорогой.

Толпа блестящая в смущенье,

Досаде и недоуменье:

Как быть? И королю вести её хотят.

От робости инфанта еле дышит,

Смешливый шепот отовсюду слышит.

Но есть же у неё другой наряд!

Ослиной кожею довольно всех смешила,

И обождать инфанта попросила.

Когда ж она вернулась в светлый зал

С улыбкой торжества во взгляде,

Едва ли кто её узнал

В блистательном, невиданном наряде.

В шелках её золотокудрых кос,

Переливаясь, вспыхнули бриллианты,

Как будто бы сиянье пронеслось,

А очи синие – как ласковый вопрос,

Но им смущённые не отвечают франты.

Готов прелестный взор иль ранить, иль пленять.

А талия? – Друзья, ах, этот стан пригожий

Двумя ладонями я взялся бы обнять,

Когда бы был немного помоложе!

Померкли перед ней красавицы двора,

Их пышности обдуманной игра,

Приветный шум шуршит над праздничной толпою,

Столь чванной и насмешливой дотоль.

И королева и король·

Любуются прелестною снохою,

А принц, любовник молодой,

В восторгах плавая душою,

Как новенький сияет золотой.

Шумит весёлый двор, о свадьбе все хлопочут,

Король на пир соседей всех зовёт, —

Соседа важного уважить всякий хочет, —

За гостем гость и едет и идёт.

Сынов полуденной природы

Слоны громадные везут,

За ними вслед торжественно идут

Такие черномазые уроды,

Что дети, видя их, испуганно ревут.

Ну, словом, все кто мог, со всех концов земли

Невесте с женихом привет свой принесли.

Но диву дался весь дворец,

Когда явился наконец

С великой пышностью отец невесты,

Который некогда был так в неё влюблён.

Смягчило время этот жуткий сон,

И вспоминать о нем – не место.

Утихла пламенная кровь,

Которая преступно волновалась,

А то, что в памяти от этого осталось,

Усугубляло лишь·отцовскую любовь.

Увидевши её, он восклицает: «Вновь

Я с дочерью любимой увидался!»

И в радостных слезах с невестою обнялся.

Шумит, гремит весёлый пир,

Сегодня кормят целый мир.

В восторге юный принц: на милой он женился

И даже с королём могучим породнился,

И в этот миг явился к ним

Прекрасной·феи образ величавый.

Она всю сказку тут и рассказала им,

Неувядаемой покрыв принцессу славой.

Что в заключение сказать?

Кто сказку прочитал, тому, надеюсь, ясно:

Что лучше выбрать путь тяжёлый и опасный,

Но долга своего не забывать;

Что если добродетель и страдает,

Судьба всегда терпенье награждает;

Что бешеных страстей нельзя уговорить

И рассуждениями нельзя их укротить;

Что нет сокровища, которым бы влюблённый

Не жертвовал, любовью распалённый;

Что хлеб с водою, наконец,

Достаточны для пропитанья

Любого юного созданья,

Когда нарядами набит его ларец;

Что девушки такой ведь не существовало,

Которая б себя красоткой не считала,

Иная думает, что так она мила,

Что коль с богинями тремя на состязанье

И ей пришлось бы стать, то·в этом испытанье

Она бы яблочко взяла.

Нет веры к сказке об Ослиной Коже,

А всё же, чтоб детей утешить, посмешить,

Расскажут бабушки её и няни тоже,

И будет сказка жить да жить.

Надпись для девицы Элеоноры де Любе́р

Вам юные года, Элеонора,

Все развлеченья разрешат,

И вы, наверное, увидите подряд

Немало всяческих приманок скоро.

Как ни невинны ваши взоры,

Вам те создания искусства говорят,

Где вкус и смысл с улыбкою царят,

А не кривляются невеждам на умору,

Надсаживаются и приторно трещат.

О милая Элеонора,

Живой порыв я так увидеть рад,

Но вы не знаете, как много горя, спора

Нам наши страсти пылкие даря́т.

Ну и не знайте их! В «Ослиной Коже» рад

Я вам открыть, что есть у нас опора

Вернее красоты – недолго ей кадят:

О добродетели нам сказки говорят;

Увы, нередко нам о ней твердят,

Но всё это идёт не дальше разговора.

Ослиная кожа

(в прозе)

Жил-был однажды король, столь славный, столь любимый своим народом, столь уважаемый всеми соседями и соратниками, что, можно сказать, был он самый счастливый из всех государей. Счастье его ещё тем было упрочено, что в