деле. И почему я никогда не возвращался, — начал Томас, подавшись вперед и глядя на них всех. — Приехать в Котсуолдс было идеей моего агента, он посчитал, что это идеальное место для начала промотура моей последней книги, и я согласился, потому что надеялся, что так я наконец-то снова увижусь с вами. — Томас повернулся к своим брату и матери. — Но мысль о возвращении в Даггерфорд была все еще так невыносима, что я попросил Нейтана пригласить вас на встречу в Дэдли-Энд, а после вашего отказа я потерял надежду на воссоединение. Я пытался набраться смелости и приехать в деревню, чтобы увидеть вас, но потом на фестивале произошло все это, и… ну, теперь мы здесь. Спасибо, что приехали. Я знаю, что выгляжу трусом, отказываясь появляться в Даггерфорде, но, может, мой рассказ для вас что-то прояснит. Я не знаю, сможете ли вы понять или простить меня, мне просто нужно вам все наконец объяснить. Прошло слишком много лет… Когда я узнал, кем на самом деле был тот несчастный с фестиваля… — Он осекся и глубоко вдохнул. — Я едва смог в это поверить: все как будто вернулось вновь. Кажется, призраки прошлого наконец-то меня настигли…

Нэнси знала, что они сейчас слушают опытного рассказчика, человека, который умеет обращаться со словами, так что она пыталась бесстрастно анализировать его речь, но срывающийся голос выдавал его эмоции, и было сложно не посочувствовать ему. Эта история явно давалась ему тяжело.

— Когда мне было девятнадцать, я вступил в писательский клуб Даггерфорда. Я любил книги, и с тех пор, как я себя помнил, моей единственной мечтой было однажды написать книгу и стать издаваемым автором. Мой отец не понимал эту мечту. Он хотел, чтобы я продолжил семейное мясницкое дело, и не обращал никакого внимания на мои занятия. Поэтому мне так нравилось в клубе. Мы постоянно говорили о своем ремесле, о книгах, об издательствах, делились друг с другом своим творчеством и всегда могли рассчитывать на отклик и поддержку. — Томас слегка улыбнулся своим воспоминаниям. — Барнаби Крик стал для меня своего рода наставником. Он был старше меня, работал в местной библиотеке и обожал книги. Наконец-то в моей жизни появился кто-то с теми же эмоциями и чувствами, что и у меня, понимаете? Наверное, я даже равнялся на него. Я уважал его мнение и прислушивался к нему во всем, особенно когда дело касалось моих текстов и идей. Он практически заменил мне отца, потому что со своим я поговорить не мог. — Он с виноватым видом взглянул на свою семью. — Думаю, вы можете это понять.

Его мать промокнула глаза платком, а брат коротко кивнул. Томас воспринял это как приглашение продолжать.

— Когда у меня возникла идея серии книг о детективе Андерсоне, Барнаби был первым, кому я о ней рассказал, и он поддержал и поощрил меня… А когда я заключил договор, я с огромным восторгом поделился с ним этими новостями!

— В это время вам было уже двадцать? — уточнил Джонатан. Он всегда был внимателен к деталям, Нэнси знала это.

Томас кивнул.

— Когда я рассказал вам, — Томас повернулся к своей семье, — реакция отца поведала мне все о его отношении. Он спросил, где я найду время писать, если буду нужен в лавке. Я был раздавлен. Я надеялся, что он будет рад и поддержит меня, но этого не случилось. В лавке дела шли совсем плохо, и я не видел в ней для себя никакого будущего. И Нейтан, мой агент, посчитал, что мне лучше переехать в Лондон, в самый центр книгоиздания, чтобы встречаться с писателями, ходить на мероприятия, да и в целом чтобы быть на виду. Такая у него была идея. Я искренне поделился ей с Барнаби, но у него был тяжелый период. Его жена только что ушла от него и забрала сына… забрала Майкла. Он был опустошен. Он сказал мне ехать в Лондон, сказал, что его самой большой ошибкой было не последовать за своей мечтой в моем возрасте и теперь он чувствует себя так, будто остался ни с чем. — Томас отпил чая. Его руки слегка тряслись. — К несчастью, всего через пару дней Барнаби покончил с собой.

Его мать ахнула, а Саша прошептала: «О, господи!» Эдвард покачал головой. Нэнси, Джейн и Джонатан уже знали о случившемся, но трагичные слова Томаса никого не оставили равнодушным.

— Это ужасно, — сказала Рита. — Почему ты не сказал нам?

— Мне кажется, никто из вас по-настоящему не интересовался писательским клубом и не был рад, что я его участник… Стоило мне только заикнуться при отце, что мне стоит поехать в Лондон, как произошла та жуткая сцена. Вы же помните?

Его мать и брат молчали, но Нэнси знала, что никто из них не забыл о том времени. Разве такое возможно?

— Он сказал мне уезжать и никогда больше не возвращаться. Я скорбел, я и так был разбит, а он заявляет мне такое… Ну, я и подумал: отлично, уеду и никогда не вернусь. Так что я переехал в Лондон. Когда Перси и Кэрри связались со мной по поводу похорон Барнаби, я знал, что этого не вынесу. Я потерял своего наставника, друга, практически отца, и моя настоящая семья тоже не желала меня видеть. Я не мог вернуться в Даггерфорд, так что я держался подальше, построил новую жизнь в Лондоне, и чем больше проходило времени, тем тяжелее мне было думать о доме. Поэтому… я и не думал.

История оборвалась, и последовало короткое молчание. Теперь Нэнси поняла, почему он так избегал разговоров о прошлом.

— Но ты даже не вернулся на похороны папы, — наконец произнес Эдвард. — Ты был нам нужен.

— Мне очень жаль. Я не был готов столкнуться со скорбью, с болью, с прошлым. С тем фактом, что мы с отцом так долго бессмысленно отталкивали друг друга. Мне казалось почти лицемерием приехать на похороны. И, как я уже и сказал, чем дольше я оставался вдали от дома, тем тяжелее мне было думать о возвращении. Наверное, я просто пытался оградиться от всего случившегося. Я даже не упоминал Даггерфорд в разговорах, это было слишком тяжело, так что я делал вид, что его… не существует.

— Но мы существуем! — зло воскликнул Эдвард. Его мать положила руку ему на плечо. — Извини, но я потерял брата и даже не понял почему. Я думал, тебе на все наплевать!

Томас покачал головой:

— Мне никогда не было наплевать, это я могу сказать точно.

— О, Томас! — Глаза Риты