– Наша трансляция началась в семь часов. Альбом вышел в шесть, верно? Я проглядела музыкальные чарты и обнаружила, что ведущий сингл уже взлетел на первые места. В этом вся Дайан. Поздравляем!

– Сегодня выпал первый снег, поэтому, думаю, многие слушатели встретили песню благосклонно. Мне хотелось бы поблагодарить всех, кто принимал участие в работе над моим новым альбомом, в особенности – продюсеров и сотрудников звукозаписывающей студии.

– Какая песня из альбома ваша любимая? Если она, конечно, есть?

– Есть песня, которая вызывает в моем сердце особый отклик. Это инструментал под названием «Бабушка и ночное небо». Моя бабушка умерла около четырех лет назад, но она была особенным для меня человеком. Эта песня задумывалась как послание для моей бабушки.

– Это же твоя первая полностью инструментальная композиция? Как интересно! Не буду долго говорить, давайте сначала послушаем!

Выступление началось с фортепианного соло, похожего на легкое дуновение ветерка. Оно создавало ощущение легкой прогулки по лесной тропе. Через несколько секунд мелодия ускорилась и стала мощнее, как разбивающиеся о берег волны. Вскоре, словно отвечая на шум волн, к звукам фортепиано присоединилось чувственное и завораживающее звучание виолончели – как будто на ночном небе одна за другой зажигались звезды. Потом заиграла скрипка, усиливая эмоциональный фон. К концу смолкли все инструменты, кроме виолончели, – она сыграла мелодию, с которой началась песня. Ю Чжин подумала, что она напоминает деревню Соян-ри, тронутую осенним ветерком.

Музыка не поражала ни яркой техникой, ни напряженной мелодией, которая бы опьяняла эмоциями. Она была похожа на ночное небо, на которое Да Ин смотрела с бабушкой, любуясь мерцанием звезд. Музыка была красивой, но простой. Как тщательно выписанное письмо.

Той ночью Ю Чжин вспомнились слова Да Ин: «Порой мне снится бабушкин дом. Светит солнце, моя бабушка одета в красивый ханбок, она молчит и улыбается. Потом я чувствую запах каштановой рощи, куда ходила в детстве, и оказываюсь в мире, окрашенном в темно-фиолетовые и красные цвета».

Сливовое дерево за окном «Книжной кухни» замерло, словно слушая тихую мелодию. На тонких ветках приютился снег. Ночь развернула свое темное покрывало, и скопившийся снег замерзал тонкой стружкой льда, как мороженое бинсу с красной фасолью.

Сегодня выпал первый снег, но холода не ощущалось. Может быть, из-за людей, которые так долго наполняли «Книжную кухню» своим теплом. Может быть, потому что музыка, разлившаяся в темноте, напоминала теплые объятия. Глядя на снег, лежавший на ветвях сливы, Ю Чжин подумала, что звездный свет, которым она любовалась в компании Да Ин, пролился сюда.

7

Потому что рождество

Сэ Рин знала, что Чжи Хун приехал час назад, около трех пополудни. Молча вошел в книжное кафе, где было необычайно людно (как-никак, канун Рождества), и заказал американо. Сэ Рин тепло поздоровалась, но его глаза оставались пусты.

Дождавшись кофе, Чжи Хун вышел в сад, сел на скамейку и замер, отрешенно глядя перед собой. Он был похож на загнанного в угол зверька. Злой зимний ветер со свистом задувал Чжи Хуну за воротник, но ему было все равно. Он даже не пригубил кофе. Вскоре в воздухе одна за другой начали кружить снежинки.

– Это же Светлячок! Король романтики!

Сэ Рин, наблюдавшая за Чжи Хуном, даже не заметила, как рядом оказался Си У. Она со вздохом кивнула и ответила:

– После свадебной вечеринки они с Мари вернулись в кафе, пробыли тут некоторое время, а потом тихо попрощались и ушли. Я не стала спрашивать, чем все закончилось, хотя мне было ужасно любопытно…

– Вы вроде не первый день знакомы? Взяла бы да спросила…

– Это очень в твоем стиле, но я так не могу…

Си У кивнул, раскладывая ингредиенты для шоколадных и лимонных пирожных.

Чжи Хун не двигался, словно человек, позабывший все слова. Словно человек, надеющийся, что забытье поглотит его целиком. Вскоре тихие снежинки смешались с дождем и превратились в мокрый снег. С наступлением темноты мокрый снег постепенно превратился в лед; казалось, вот-вот начнется метель.

Чжи Хун думал о словах Мари, которые она сказала тем летним вечером, когда за окном летали светлячки.

– Знаешь, почему мне так нравилось быть с тобой? Потому что мне не приходилось лгать. Когда я с тобой, мои достижения не имеют значения. Мне не приходится отвечать на вопросы о маме или хвастаться тем, что я купила новую сумочку или туфли… Ты… С тобой я могла быть сама собой. Я отличалась скрытностью, но плохим человеком не была. Однако после того, как мы расстались… Думаю, я постепенно уничтожила себя…

Чжи Хун понимал, к чему Мари клонит. Она выглядела спокойнее прежнего, но Чжи Хун напрягся всем телом и замер, как Манбусок[35].

– Сначала я лгала по мелочам, а потом поймала себя на том, что лгу о своем образовании, карьере, семье… Точнее, я и сама верила в то, что говорила. Поэтому когда один состоятельный мужчина сделал мне предложение, я согласилась не задумываясь. Наверное, надеялась на то, что положение мужа поможет мне подняться по социальной лестнице. Теперь муж судится со мной, и я нахожусь в процессе судебного разбирательства. Прошел уже год, но этому скучному сражению конца и края не видно. Однако после приезда в Корею я снова смогла дышать полной грудью – быть может, потому, что здесь я родилась…

Мари не стала говорить, что приехала в Корею только ради того, чтобы увидеть Чжи Хуна. Хотя бы разок увидеть его перед смертью. Она не стала говорить, что садилась в самолет с готовностью умереть. Она не стала говорить, что теперь ей хватит смелости дожить до глубокой старости.

– Чжи Хун, я приму от тебя эту бабочку. Но… Думай обо мне, как о старом дневнике, который время от времени перечитываешь.

– Мари, я…

Мари твердо перебила:

– Мне достаточно быть призраком твоего прошлого. Я не могу стать ни твоим настоящим, ни твоим будущим.

Сливовое дерево припорошило снегом. Понуро опустив плечи, Чжи Хун пристально смотрел в глубь сада, словно ожидая, что там кто-то появится. Сэ Рин проследила за направлением его взгляда и увидела тропинку, ведущую в лес. Происходившее напоминало финальную сцену какой-нибудь мелодрамы. В книжном кафе одна за другой звучали рождественские песни, наполненные радостью и сладким предвкушением, но Сэ Рин было не до веселья.

Она колебалась, раздумывая, стоит ли поговорить с Чжи Хуном, который сидел, все еще держа в ладонях давно остывший кофе, или лучше не вмешиваться. Она