Мешакин удивленно моргнул:

– В соответствии с Перечнем документов федеральных судов общей юрисдикции у подобных документов существуют различные сроки хранения. – Он посчитал в уме: – Девяносто лет… – И покачал головой: – Думаю, не найти.

– А если попробовать?

– Лично для вас? – подчеркнуто собранно поинтересовался Мешакин.

– Лично для меня.

– Какая есть информация? – Мешакин достал телефон и включил диктофон.

– Убитая – Зося Владимировна Домбровская. Убийца – Лихоцкий. Все случилось третьего июля тысяча девятьсот двадцать шестого года в квартире по Кадашевскому переулку.

– Это все?

– Все.

Он выключил диктофон и спрятал телефон в карман пиджака:

– Я извещу. А теперь – до свидания. – Он поднялся со стула. – Вас отвезут.

Домой Надежда вернулась за полночь. Лев Астраханский спал или делал вид, что спит, во избежание разговоров. Прикрыв дверь в его комнату, она прошла на кухню и удивилась – посуда была помыта и расставлена по местам.

С приятным ощущением Надежда отправилась спать, решив, что даже при самых неблагоприятных обстоятельствах бывают неплохие моменты.

Новый рабочий день принес новые подробности загадочной гибели Зоси Домбровской. Начать с того, что с утра Надежда просмотрела альбом тети Люси, который еще вчера принесла мать, но до которого у нее так и не дошли руки.

Надежда сидела за столом в своем кабинете и переворачивала слоистые картонные листы, на каждом из которых было закреплено ровно четыре фотографии с одной стороны и четыре – с другой. Таким образом, на развороте находилось по восемь старых фотографий с фигурным обрезом или же наклеенных на плотный картон.

Она искала ту единственную, которую помнила с детства. На ней в полный рост стояли две молодые женщины в длинных юбках и коротких шубках. Одна из них, та, что была в светлой, походила на Зосю. По крайней мере, так ей запомнилось. Надежда переворачивала страницы до тех пор, пока не нашла нужную фотографию. Вглядевшись в лицо женщины, обнаружила сходные черты и решила сравнить с фотографией старухи Ульяны. Приложив одну к другой, переводила взгляд с лица на лицо до тех пор, пока не убедила себя, что на обоих снимках Зося Домбровская.

Прихватив плюшевый альбом, Надежда пошла к матери и, не найдя ее в кабинете, спустилась в гостиную. Ираида Самсоновна сидела на месте администратора.

– Виктории сегодня не будет, – сообщила она. – После удаления зуба у нее появился флюс.

– У меня к тебе вопрос.

Заметив в руках дочери альбом, Ираида Самсоновна упредила ее:

– Да я никого не знаю в этом альбоме.

– Давай все же посмотрим. – Надежда положила альбом на стол и открыла заложенную страницу. Указав на женщину в белой шубке, спросила: – Кто это?

Ираида Самсоновна высвободила фотографию из наклеенных уголков и прочитала то, что было на обороте:

– «Раечка и сестра Зося». – Она взглянула на дочь: – Могла бы и сама прочитать.

Надежда удовлетворенно кивнула.

– Ты что-нибудь слышала про эту самую Зосю?

– Нет, не припомню.

– А кто такая Раечка? Может быть, знаешь?

– Была бы жива тетя Люся, она бы все тебе рассказала. Хотя стой! Ее маму звали Раисой Владимировной. Возможно, это ее мать. – Ираида Самсоновна пригляделась к фотографии. – Точно она. Когда я была маленькой, мы с мамой навещали ее.

– Значит, Раиса Владимировна приходится сестрой Зосе Владимировне и матерью тете Люсе?

– Выходит, что так. – Ираида Самсоновна вытащила еще одну фотографию, на которой были двое: солидный мужчина и женщина: – «Иван Васильевич с женой. Москва, 1928 год».

Надежда взяла пожелтевший снимок:

– Это же Раечка!

Ираида Самсоновна сверила снимки:

– Точно. Значит, Иван Васильевич – отец тети Люси.

– Ты помнишь ее девичью фамилию?

– Тети-Люсину? Иванова.

– Да нет же! Это фамилия тети-Люсиного мужа.

Ираида Самсоновна ненадолго задумалась:

– Девичья? Вертится на языке… На букву «Б» начинается, похожа на польскую…

– Пожалуйста, вспомни, – попросила Надежда.

– Домбровская!

– Ты же говорила на «Б»?

– Я ошиблась. Точно – Домбровская.

Надежда взяла в руки фотографию с двумя сестрами:

– Но ведь Зося была замужем… Выходит, не меняла фамилию.

– Тебе откуда это известно?

Не ответив, она задала новый вопрос:

– Ты как-то сказала, что в детстве побывала в этом доме.

– В этом или в соседнем, точно не помню. Мне было года четыре. Да и место это я по церкви запомнила, меня в ней крестили.

– Гипотетически можно предположить, что та самая Раечка, мать тети Люси, жила в этом или в соседнем доме, а вы с бабушкой ее навещали.

– Вполне возможно. Мать, кажется, приходилась Раечке двоюродной племянницей. – Ираида Самсоновна виновато вздохнула: – Как жаль, что мы не знаем наших корней.

Захлопнув альбом, Надежда как будто подвела черту и сказала:

– Вчера вечером я была у Мешакиных.

Ираида Самсоновна вскинула брови:

– С чего это вдруг?

– Меня просили не распространяться насчет родов Анфисы. Так что сама учти и предупреди остальных.

– Не понимаю, что в этом такого. Ну родила и родила. Как, кстати, чувствует себя малыш?

– Говорят, что нормально, но судя по всему, дед не в восторге.

– Это пока. А возьмет на руки да в глазки малышу поглядит, сразу оттает. – Вздохнув, Ираида Самсоновна проронила: – А мне, видать, не дождаться…

Надежда возмутилась:

– Мама! Сколько можно просить: хватит об этом!

Их разговор прервал Соколов, явившийся в гостиную с плечиками, на которых висел шифоновый балахон, расшитый цветами из разноцветных пайеток:

– В двенадцать у Ермаковой примерка.

Надежда всполошилась:

– Почему я об этом не знаю?

– Потому что невозможно одной за всем усмотреть, – ответила Ираида Самсоновна, вышла из-за стола и распахнула перед Соколовым дверь примерочной.

Валентин Михайлович прошел внутрь, повесил плечики на крючок и удалился.

Надежда посмотрела в окно – лимузин Ермаковой уже припарковался у дома. Она поспешила к главному входу и вскоре вернулась с немолодой, но молодящейся женщиной, одетой так броско, как может себе позволить только очень известная эстрадная певица. При ней состояли три тихие дамы, готовые оказать ей услугу в любую минуту.