Наконец он остановился на шелковом, довольно понтовом, от Массимо Дутти. Позвал Надьку, чтоб повязала.

— Куда это ты намылился? — подозрительно спросила подруга.

Врать Дима не стал:

— В казино. С твоим Пшеницыным буду встречаться.

Надино лицо окаменело:

— С Ва-аськой?

— А что? — насторожился журналист.

— Да ничего, — взяла себя в руки Надька. И буркнула: — Чувствую я, он тебе наговорит. Имей в виду: это то еще брехло.

— А чего мне остается делать? Ты ведь ничего не рассказываешь! — пожал плечами Дима.

— Да я тебе уже все рассказала!

— Нет, не все, — покачал он головой. И пристально взглянул ей в глаза: — Вот скажи, ты со Степаном спала ?

— Что я — дура? — возмутилась Надя. — Нужен он мне сто лет!

Но ее глаза предательски заметались.

«Наверняка спала, — подумал Дима. — Ах ты, тихушница!»

И пока подруга пребывала в растерянности, задал следующий вопрос:

— А раз он тебе не нужен — зачем тогда у Ленки его отбивала? Я узнал: он ведь за ней хвостом ходил! А потом вдруг к тебе переметнулся!

— Да я… я просто пожалела его! — немедленно откликнулась Надюха. — Ну и еще подумала, что Ленке слишком жирно — одной такого рыцаря… К тому же мы с ним только пару недель чисто вдвоем ходили. А потом, спроси кого хочешь, стали все вместе тусоваться. Ленка, Ирка, я. Ну и Степан.

— Ох, Надя, — вздохнул Полуянов. — Как-то с трудом во все это верится…

А она вдруг вспылила:

— Ну и не верь. Я перед тобой отчитываться не обязана! Слава богу, не жена.

— Рыбка ты моя! — улыбнулся Дима. — Акулка! Зубастая!..

Но говорить то, чего подруга явно ждала — мол, скоро станешь моей женой, — не стал. Чмокнул Надюшку в щечку и вышел в ночь.

И, пока выгонял из гаража «Мазду», жалел, что до сих пор не изобрели машины времени. Было бы очень интересно: не сейчас информацию по крупицам собирать, а просто слетать на десять лет назад. И самому разобраться в хитросплетениях отношений меж выпускниками 1997 года…

Дима

— Да эти девки Степке были вообще до фонаря! Все трое! — огорошил Диму Пшеницын. — Он просто умный мужик. И использовал их на полную катушку!

Старший супервайзер казино «Фараон» (так значилось на изобилующей золотом визитке) Пшеницын принимал журналиста в своем кабинете. Помещение — как, впрочем, и весь интерьер игорного дома — было выдержано в желтых тонах. Мало того, что обои слепили глаза, кругом были расставлены будды, канделябры, драконы и, верх пошлости, даже золотые яйца. Кресло, куда экс-доходяга усадил Полуянова, тоже было противного лимонного цвета — как и кофейная чашка, и вазочка с конфетами, и наряд подавшей угощение секретарши.

«Я б в этом дурдоме в первую же неделю с катушек съехал», — подумал журналист.

А старшего супервайзера навязчивый интерьер, похоже, абсолютно не напрягал — он поигрывал золотого цвета ручкой и с достоинством носил бронзовый, в светло-золотых принтах галстук с логотипом заведения.

— Значит, ты об этой гоп-компании пишешь… — задумчиво произнес казиношник, когда Дима рассказал ему о цели визита.

— Скорее о Коренковой, — уточнил Полуянов. — Психологический очерк. О том, как из человека звезду пытались сделать, да не получилось.

— Я понял, — хмыкнул Василий. — История падшего ангела. Но насчет Ленки я тебе ничем помочь не могу. Не пробовал. — Он цинично усмехнулся. — Хотя многие нахваливали.

— Охотно давала?

— Не то слово! Да все они, шалавы, были хороши!

«Что там мне Надька недавно рассказывала? Никакого секса? Одна сплошная консерватория?»

И Дима потребовал:

— А Степан? Он — пробовал?

— С Ленкой — они точно спали. С Иркой — думаю, бывало. Когда той никто другой не подворачивался. А с Надюхой… — Василий выдержал паузу, и Дима почувствовал, как внутри у него все замирает, — …хрен его знает. Сладенькой — это да, он ее называл. Я его спрашиваю: «В каком месте-то сладенькая?» А он, гад, ржет. На кухне, говорит. Больно тортики печет вкусненькие. Я ему: я, мол, тоже такого тортика хочу. А он опять ржет…

— А я думал, вы со Степаном дружбаны, — протянул Полуянов.

— А мы и были дружбаны, — с неожиданной горечью произнес Пшеницын. — Вместе и по киношкам шарились, и пивко употребляли, и даже, стыдно сказать, в шахматном клубе занимались, три раза в неделю. А потом он с этими… с девками… связался. И попал под их влияние. Околдовали они его, мымры. Все с ними да с ними. Тоже мне компания. Три химеры — один мужик.

— Ну, и ты бы разбавил компанию, — пожал плечами Полуянов. — Для баланса.

— С бабами тусоваться? Больно надо, — фыркнул Пшеницын.

«Да просто не звали тебя, — понял Дима. — Не зря ж Надька сказала, что доходяга…»

— Расскажи, какие они были. Все четверо, — попросил журналист.

— Ну, Ленка Коренкова — из девок самая симпатичная. Попка высший класс, глазюки светятся. Одевалась всегда в обтяжечку. Но вечно на понтах: да я, да у меня… И при любом случае норовила за рояль. Сгрохает какое-нибудь попурри — народ отпадает, а она счастлива… Ирка — та совсем другой была. Жесткая, как мужик. И на общественное мнение плевала. Мы все, когда курили, за школьный угол прятались, а она — прямо на пороге. И когда завуч на нее наезжала, только глаза закатывала: чего, мол, такого? Это ведь обычные сигареты, без наркотиков! Тоже, в принципе, симпатичная была. Но больно уж правду-матку любила резать. — Он передразнил: — «Степан! Помяни мое слово: закончишь свою жизнь грузчиком в магазине!» И не ошиблась ведь, тварь!

Пшеницын в раздражении щелкнул золотой зажигалкой и закурил.

Дима решил сделать ему приятное. Спросил:

— А тебе Ирина какую карьеру пророчила?

— Говорила, в тюрьму сяду, — хмыкнул тот. — За свои вечные карты.

С удовольствием обвел взглядом роскошные владения. И сказал:

— Ладно про девок. Теперь Надька…

Пшеницын задумался, и у Полуянова опять внутри все задрожало.

— Надька — та лохушка. Самая, пожалуй, умненькая из этих трех и на рожу ничего, а держалась в тени. И еще: всегда без своего мнения. Что Ленка с Иркой придумают, то и делает. — Он опять передразнил: — «Ну, девочки, если вы так считаете…» В общем, строили ее Ленка с Иркой. Да еще как строили!

— А чего ж тогда она дружила с ними?

— Ленка с Иркой в школе были самые звезды, — развел руками Пшеницын. — С ними все хотели дружить. Была у них в классе супер-отличница, Сладкова, вся из себя гордая, неприступная, правильная. Так даже она пыталась к ним в компанию набиться. Только девки ее на фиг посылали.