Сид говорил тихо. Так, что его слова доносились лишь до меня. Пригорюнившуюся рядом Гелку перворожденный во внимание не принимал. Да и впрямь, откуда ей знать старшую речь?

— Кто научил тебя хоронить павших по нашим обычаям?

В который раз я пытаюсь спрятаться от мира, прикрываясь то молчанием, то неопределенным пожатием плеч? Надоело.

— Я учился в Школе. В Соль-Эльрине, феанн. Там хорошо учат.

— Не называй меня феанном, Молчун. Я не имею прав на этот титул. Вот он имеет, — короткий кивок в сторону Коннада. — А я — нет. Соль-Эльрин… Это где-то на юге?

— Да. Очень далеко отсюда.

Я понял, что сиду нужно объяснять все. Замкнутые в пределах Облачного кряжа, они жили своим узким кругом. Ничто происходящее за пределами его, в мире ненавистных и презренных салэх, их не интересовало.

— В Школе готовят жрецов. Служителей Сущего. — Я попытался оторвать присохшее с кровью полотно от подсыхающего рубца — не получилось.

— Жрецов… — повторил Этлен на человеческом языке. — Это что-то вроде филида?

— Да.

Старик улыбнулся:

— Ты знаешь о нас больше, чем мы о вас. — Что тут ответишь? Пришлось снова пожимать плечами.

— Сегодня моя феанни узнала о людях больше, чем за все свои четыреста двадцать восемь лет. И этому помог ты…

Он замолчал. Нечего было сказать и мне. Соглашаться? Спорить? Лучше привычно помолчать.

Юноша-сид отвел коней подальше от источника. Проверил подпруги и отпустил пастись, а сам присел на корточки, прислонившись спиной к покрученному жизнью древесному стволу, всей повадкой подражая недавней настороженно-раслабленной стойке Этлена у колокола.

— Мальчишки, — пробормотал телохранитель. — Зачем им эта война? Кому они мстят?

— А ты? — Вопрос давно вертелся у меня на языке.

— Что — я?

— Для чего тебе эта война? Ведь нас убивать тебе не доставляет удовольствия. В отличие от…

Мой взгляд, брошенный в сторону Мак Кехты, от Этлена не укрылся. Она не изменила позы, лишь сжала ладонями виски.

— Не суди ее, Эшт. Из-за вас, людей, она потеряла все, что имела в этом мире. Богатство и власть оказались самыми малыми из потерь. До сих пор ее вела надежда, что Байр Лох Белах сумел выжить. Теперь и того не осталось…

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Ты дерзок, смертный.

— Мне нечего терять, перворожденный.

— Всегда есть что терять.

Я глянул на Гелку. Действительно, терять всегда есть что. Можно наплевать на свою жизнь. Нельзя плевать на жизнь того, за кого несешь ответственность. Даже если сам себе взвалил ее на плечи.

— Правильно, Молчун, — подтвердил мои размышления Этлен.

Может быть, у сидов с годами развивается способность читать мысли?

— Нет, Молчун, я не владею никакой волшбой. — Телохранитель не переставал улыбаться — так блаженно улыбаются крестьяне, покончившие наконец-то со сбором изобильного урожая. — Просто я стар. Я очень стар… Настолько, что не могу себя заставить назвать число прожитых мною лет. И всю жизнь я смотрел, наблюдал и запоминал. Я отвечу на твой вопрос. Это не моя война. Я — щит.

— Ясно…

— Ничего тебе не ясно. Ты дорожишь жизнью этого детеныша? — Этлен глазами указал на Гелку.

— Да.

— Я это заметил еще на прииске. Но она не твоей крови?

Возразить нечего. Старик видел нас всех насквозь.

— Байра Лох Белаха я держал на коленях еще до Войны Утраты. Его отца я звал другом и обещал ему быть опорой для сына. В середине месяца Фиил'эх я должен был идти в поход с ним вместе. Бить обозы армий Экхарда. Байр упросил ярла, которого, к слову сказать, я тоже знавал малышом, оставить меня в Рассветных Башнях. Для усиления обороны, как он сказал. На самом деле, он переживал за ее жизнь. Как бы сложилась его судьба, будь мои клинки рядом?

Странно было слушать исповедь перворожденного, сидя на берегу крохотной запруды в разогретых летних холмах. Происходящее начало казаться мне сном или, на худой конец, ожившей легендой.

— Рассветные Башни сгорели, — продолжал Этлен. — Ярл пал, защищая их. С мечом в руках. Его голову унесли с собой воины Витгольда. А феанни я вытащил. Я исполнил просьбу сына моего друга. А вот он умер… С тех пор я храню ее. Во всех битвах, стычках и походах. У меня нет другой цели в жизни. Ее радости стали моими радостями. Ее беды — моими бедами…

Значит, не померещилась мне отеческая грусть во взоре телохранителя, когда его стальные глаза обращались к госпоже.

— Я понимаю.

— Хочется верить. Знаешь, Молчун, при жизни Байра они так и не открылись друг другу. Только сейчас. И если бы не ты, Байр сгнил бы в земле. — Этлена передернуло. — Или сгорел… Ты можешь просить у меня все, что захочешь.

— Все, что захочу?

— Все, что будет в моих силах, — поправился перворожденный. — Что не принесет вреда моим соплеменникам… И феанни.

Вот уж не думал. В который раз вспоминается пословица: «Не быть бы счастью, да несчастье помогло».

— Можно мне уйти с прииска с вами? — Этлен чуть-чуть приподнял бровь:

— Зачем?

— Тошно… Да и не дадут мне жить теперь. Мне бы до левого берега Аен Махи только, а там… Сам себе лад дам.

— Лишних коней нет.

Кажется, вопрос о моем уходе — дело решенное, осталось обсудить мелочи.

— А мне и не надо. Все равно не умею. И прокормлю сам себя — я запас кое-какой сделал.

— Мы будем двигаться быстро.

— Я выдержу.

— А детеныш?

— Прости, Этлен, мы называем детенышей женского пола девочками.

— Хорошо. Девочка выдержит? — Похоже, сид подошел к задаче серьезнее, нежели я.

— Она крепче, чем кажется.

— Хорошо. Завтра после рассвета будьте готовы.

— Феанни не будет против?

Телохранитель внимательно посмотрел на Мак Кехту — склоненная голова, опущенные плечи. Совсем недавно она была отточенной сталью на конце оскепища. Решительной, уверенной в себе, неотвратимой, как сама смерть. Вот это я сказал! Хорошо, вслух бессмертному не ляпнул… Неотвратимой, как человеческая смерть. Теперь казалась сломленной. Сухой листок, упавший на поверхность реки и увлекаемый быстрыми струями в неизвестность.

— Не будет.

Вот и решилось. Прощай, Красная Лошадь. Восемь лет жизни. Обустроенный дом, который я привык считать своим домом. Исхоженные вдоль и поперек холлы. Эх, не попал я сегодня к Холодному распадку! Видно, уже не судьба. Ладно, можно прожить и без тютюнника. Я и так второй месяц не курил — так, трубочку посасывал для собственного успокоения. А вот обувку проверить следует. И свою, и Гелкину. Дорога дальняя будет.