Мы решили, что какое-то время не будем спать вместе, чтобы немного замедлить процесс нашего сближения. Поэтому мы с Беном стали ходить на свидания, нервные, напряженные, в ходе которых я пыталась вернуть его доверие, а он держал меня на расстоянии вытянутой руки и встречался с невероятно молодой девчонкой. Мы договорились, что оба можем встречаться с другими людьми, но обязательно предупредим друг друга, если дело зайдет дальше 3–4 свиданий. С такой дистанцией и неопределенностью для меня было проще простого убедиться… убедиться, что я любила его, по крайней мере. Поэтому я ухаживала за ним, добивалась его. Если перечитать теперь сообщения, которые я тогда ему отправляла, прямо слышно, как я потею. Также можно без проблем представить себе его насмехающийся взгляд, когда читаешь его ответы на мои маниакальные «поверьмнепростименя» сообщения. В одном из писем Бен пишет, что эта новая, неопределенная я похожа на инопланетянина, настолько я отличаюсь от того человека, которым была когда-то.

«Мы на одной странице, просто читаем с разной скоростью», – говорил Бен, отказываясь спать со мной, или ходить со мной на вечеринки моих друзей, или говорить своим друзьям о том, что мы снова вместе, или пригласить меня к своим приятелям, или перестать встречаться с другими людьми. Все его поведение было абсолютно честным, учитывая мои атаки после стольких лет отказов… но оно чудовищно нервировало меня. Бен тоже немного изменился: он сконцентрировался на работе, играл в группе и наслаждался всеми прелестями жизни, которые может получить в Лос-Анджелесе работающий на хорошей работе 30-летний мужчина. Но он также был другим, и я знала это, из-за меня. Я сломала его, что только сильнее подстегивало меня собрать его обратно. Я хотела убрать за собой весь беспорядок.

Через пару месяцев этой прекрасной романтической нервотрепки я получила приглашение от Алекс, симпатичной новозеландки, приютившей меня в Квинстауне предыдущей осенью. Она собиралась в Австралию на известный ежегодный Блюзфест и думала, что я могу поехать с ней. Я взглянула на свои медленно развивающиеся, отнюдь не моногамные, тяжелые отношения, проверила свое рабочее расписание и купила билет на самолет. Бен радостно пожелал мне хорошо провести время в моей, как он ее называл, «пассивно-агрессивной поездке в Австралию».

Я решительно отрицала такое определение. Просто мне выпал великолепный шанс, и ничто не говорило в пользу того, чтобы не ехать. Наши отношения с Беном развивались очень странно. Я была готова нырнуть с головой, Бен же не хотел даже заходить в воду.

Он продолжал подчеркивать: никакого бойфренда у меня нет. Пару недель до этого я сказала ему, что я не хожу на вторые и третьи свидания ни с кем, поскольку на самом деле мне нравится только он.

– Ах-ах, – ответил он нервно.

– Что тебя расстроит больше: то, что я не хочу встречаться с другими людьми, или то, что я влюбилась в кого-то другого? – спросила я.

Он засмеялся:

– Это ловушка.

В итоге я не была уверена в своих планах относительно Австралии. Не должна ли я как истинно влюбленная не стремиться к свободе и радости иностранного романтического приключения и вообще отказаться от него? На полу в спальне Бена у нас состоялся длинный, полный недомолвок разговор о статусе наших отношений (по какой-то причине там у нас всегда были длинные разговоры), после которого мы обменялись не менее туманными сообщениями:

Все еще озадаченная, я форварднула (в более длинном варианте) эту переписку своим девчонкам из Брисбена.

У Алекс был друг с домом в Байрон-Бей, прекрасном маленьком серферском городке, где джунгли выходят прямо на пляж и где и проходил фестиваль. Ее 27-летний друг руководил популярным в городе ночным клубом, и Алекс сказала, что у него огромный дом, в котором он будет счастлив приютить нас. Она говорила чистую правду, однако правдой являлось и то, что он и его соседи приютили на время фестиваля еще 13 человек.

«Не волнуйся, – пообещала Алекс дружелюбно. – Я отобью для нас немного личного пространства!»

В итоге нашим личным пространством оказался надувной матрас на полу в ванной, втиснутый между стиральной машиной и унитазом. Вход в ванную был через хозяйскую спальню, где спали мать и отчим хозяина дома, а также через проходной шкаф, где спал еще один парень. Шестеро расположились в гостиной и еще по крайней мере по двое в спальнях. Три оставшихся человека ночевали в спальных мешках на заднем крыльце. Все эти люди, конечно, пользовались нашей ванной.

Я старалась разделить радостный настрой Алекс, но когда я предложила ей переехать в отель, она сказала мне, что у нее всего 100 баксов на всю неделю и нет никаких кредиток, поэтому ей будет некомфортно, если я начну платить за нас обеих. Помните мое правило о том, что, если вы и ваши друзья в разных финансовых положениях, нужно под них подстроиться? Так вот это была одна из тех поездок, где мне пришлось засунуть свои деньги подальше – а именно положить рядом с туалетом. (Все номера в отелях города были заняты. Я, возможно, проверила.)

Господи благослови Алекс. Она была моим спасителем и защитником в Квинстауне, подобно ангелу-хранителю забрав меня в свой дом и представила множеству экстремальных гидов. Но, к сожалению, выяснилось, что в путешествии нам с ней не так комфортно, как в ее маленьком домике среди холмов.

Первое несовпадение – я не могу терпеливо относиться к людям, у которых проблемы с едой. Алекс ела только органическую вегетарианскую пищу, и у нее была аллергия на лук. Это сразу исключает практически всю вегетарианскую еду сразу. Кроме, очевидно, пищи Харе Кришны[20]. Вы вообще знали, что есть такая штука, как пища Харе Кришны? И я не знала. Но очевидно, лук и чеснок в данной кухне запрещены, так как они «чрезмерно стимулируют центральную нервную систему, сильнее укореняя сознание в теле», как говорится на их сайте, то есть читай – они слишком вкусные. По счастливой случайности в крошечном хипповом Байрон-Бей был один такой ресторан. И мы ели там каждый день. Иногда два раза в день. А ведь весь день мы проводили в городе – рядом с аппетитнейшей едой, которую Алекс не ела. В итоге все веселье приходилось заканчивать и тащиться через весь город, чтобы поесть ее невкусную, на мой взгляд, еду.