Мирна вытащила из кармана яркие ленточки и дала каждой женщине по одной со словами:

– Мы привязываем ленточки к молельной палочке и мыслим позитивно.

Они посмотрели на Рут в ожидании ее циничного комментария. Но такового не последовало. Доминик пошла первой и привязала полученную розовую ленточку к корявой палке.

За ней шла Мирна с фиолетовой ленточкой, зажмуривая иногда глаза, чтобы думать позитивно.

– Я уже не первую ленточку привязываю, – с улыбкой сказала Рут, привязывая красную ленточку к молельной палочке, похожей на клюку, и посмотрела в небеса.

Прислушалась.

Но слышно было только жужжание пчел. Гудение.

Наконец Клара привязала свою зеленую ленточку, зная, что должна по-доброму думать о Лилиан. Что-нибудь… Что-нибудь… Она обшаривала свою память, заглядывала в темные уголки, открывала дверцы, не открывавшиеся многие годы. Пыталась найти что-нибудь хорошее, что можно было бы сказать о Лилиан.

Остальные женщины ждали, секунды уходили.

Клара закрыла глаза, стала вспоминать свою дружбу с Лилиан. Как давно это было! Ее память соскальзывала мимо счастливых детских лет к поздним ужасным событиям.

«Стоп!» – скомандовала Клара своему мозгу. Эта дорожка вела ее к скамейке в парке. С несъедобной окаменевшей булкой.

Нет. Было и хорошее, и она хотела вспомнить его. Если не для освобождения духа Лилиан, то ради освобождения собственного.

Так кого все эти годы

Ты надеялась простить?

– Ты часто была добра со мной. И была хорошим другом. Когда-то.

Яркие сверкающие ленточки, четыре женские ленточки, трепещущие, переплетающиеся.

Мирна нагнулась, чтобы уплотнить землю вокруг молельной палочки.

– Это что?

Она выпрямилась, держа что-то облепленное землей. Отерла, показала другим. Это была монетка размером с серебряный доллар Старого Запада.

– Мой, – сказала Рут, протягивая руку.

– Не спеши, мисс Китти[47]. Ты уверена? – спросила Мирна.

Доминик и Клара по очереди изучили монетку – это был не серебряный доллар. Напротив, он был пластмассовый, но вроде покрыт серебряной краской. И на нем было что-то написано.

– Что это? – Доминик протянула находку Мирне.

– Кажется, я знаю. И я уверена, что это не твое, – сказала Мирна, обращаясь к Рут.

Агент Изабель Лакост присоединилась к старшему инспектору Гамашу и инспектору Бовуару на террасе. Она заказала диетическую колу и сообщила последние новости.

Оперативный штаб уже функционировал в старом железнодорожном вокзале. Компьютеры, телефонные линии, спутниковые каналы связи – все было установлено. Столы, канцелярские кресла, шкафы, все оборудование было на месте. Это было сделано быстро, умело. Отдел по расследованию убийств Квебекской полиции имел навыки обустройства удаленных оперативных штабов и средств связи для ведения расследования. Они, как и инженерные войска, знали цену времени и точности.

– Я выяснила кое-что про семью Лилиан Дайсон. – Лакост подтащила стул к столу и достала блокнот. – Она разведена. Детей нет. Отец и мать живы. Живут на Гарвард-авеню в Нотр-Дам-де-Грас.

– Сколько им лет? – спросил Гамаш.

– Отцу восемьдесят три, матери восемьдесят два. Лилиан – единственный ребенок.

Гамаш кивнул. В каждом расследовании это было худшее – сообщать живым о мертвых.

– Они знают?

– Пока нет, – сказала Лакост. – Я подумала, может, вы…

– Я сегодня поеду в Монреаль и поговорю с ними. – Если это было возможно, Гамаш лично разговаривал с семьей. – Еще мы должны осмотреть квартиру мадам Дайсон. – Он вытащил из нагрудного кармана список гостей. – Пусть агенты поговорят со всеми из этого списка. Они были вчера на вечеринке или на вернисаже. Или и там, и там. Я поставил галочку против тех, с кем мы уже говорили.

Бовуар протянул руку к листу бумаги.

Они знали, что это сфера его ответственности – координировать допросы, собирать улики, давать задания агентам.

Старший инспектор помедлил, а затем вручил список Лакост, практически передавая контроль за расследованием в ее руки. Бовуар и Лакост удивленно посмотрели на него.

– Я хочу, чтобы ты отвез меня в Монреаль, – сказал он Бовуару.

– Конечно, – ответил сбитый с толку Бовуар.

Роли внутри отдела давно были распределены. На этом настаивал сам старший инспектор. Чтобы никто не дублировал действия другого. Все знали свои обязанности, знали, чего от них ждут. Работали одной командой. Никакого соперничества. Никаких склок.

Старший инспектор Гамаш был неоспоримым лидером в отделе.

Инспектор Жан Ги Бовуар был его заместителем.

Агент Лакост, ожидавшая повышения, дослужилась до старшего агента. Подчинялись им более сотни агентов и следователей. А кроме этого, еще несколько сотен человек вспомогательного персонала.

Старший инспектор вдолбил в головы всем: в путанице, в раздрае таится опасность. Ссоры и разборки между сотрудниками – это не просто ссоры и разборки, а нечто большее. Если они не будут откровенными и сплоченными, если не будут работать в команде, то опасный преступник останется на свободе. Хуже того: может совершить новое убийство.

Убийцы прячутся в крошечных трещинах. И старший инспектор делал все возможное, чтобы таких трещинок в его коллективе не появилось.

Но теперь он нарушил одно из установленных им же непреложных правил. Он передал расследование, ежедневную координацию, агенту Изабель Лакост, а не Бовуару.

Лакост просмотрела список, кивнула:

– Я сейчас же займусь этим, шеф.

Они проводили ее взглядом, потом Бовуар подался вперед.

– Так, шеф, что происходит? – прошептал он.

Но прежде чем Гамаш успел ответить, они увидели четырех женщин: во главе шла Мирна, затем Клара, Доминик и в конце Рут.

Гамаш поднялся и слегка поклонился женщинам:

– Хотите к нам присоединиться?

– Мы ненадолго, просто хотели показать вам кое-что. Мы нашли это в клумбе, где лежала убитая.

Мирна протянула ему монетку.

– Неужели? – удивленно спросил Гамаш.

Он посмотрел на грязную монетку, лежащую на его ладони. Его люди тщательно прочесали весь сад и всю деревню. Неужели они что-то пропустили?

На аверсе монеты был изображен верблюд, едва видимый под грязью.