– Вы позволите? – спросила Мирна.

Гамаш кивнул, и Лакост протянула ей пакетик.

Мирна посмотрела сквозь прозрачный пластик.

– «Господи, – прочитала она, – дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего я не могу изменить, мужество – изменять то, что могу, и мудрость – всегда отличать одно от другого»[48]. Это жетон для вступающих в Общество анонимных алкоголиков. Его дают людям, которые хотят излечиться.

– Откуда вы это знаете? – спросил Гамаш.

– Когда я была практикующим психотерапевтом, я предлагала многим моим клиентам вступить в АА. Некоторые из них потом показывали мне так называемый жетон новичка. Такой же самый. – Она вернула пакетик Лакост. – Тот, кто его уронил, – член Общества анонимных алкоголиков.

– Я понимаю, что вы имели в виду, когда сказали, что это не может принадлежать Рут, – заметил Бовуар.

Гамаш поблагодарил женщин и проводил взглядом Клару и Мирну, которые вернулись в дом.

Бовуар разговаривал с агентом Лакост, они просматривали записи, список находок. Гамаш знал, что Бовуар дает ей инструкции. Направления поиска, пока они будут в Монреале.

Он обошел сад. Одна загадка была разгадана. Монетка оказалась жетоном для новичков Общества анонимных алкоголиков.

Но кто его выронил? Лилиан Дайсон, когда падала? Даже если и так, экспериментальный бросок показал, что жетон остался бы на поверхности и сразу был бы замечен криминалистами.

Может быть, его потерял убийца? Но если он собирался свернуть ей шею, то не стал бы держать жетон в руке. И потом, даже если его выронил убийца, то оставался вопрос: почему криминалисты не нашли жетон сразу же? Как он оказался глубоко в земле?

Старший инспектор тихо стоял в теплом солнечном саду и представлял себе убийцу. Кто-то в темноте прокрался следом за Лилиан Дайсон. Схватил за шею и вывернул. Быстро. Она не успела позвать на помощь, вскрикнуть. Не сопротивлялась.

Но что-то она должна была сделать. Она наверняка взмахнула руками, пусть и на одно мгновение.

И теперь Гамаш ясно видел, что допустил ошибку.

Он вернулся к клумбе и позвал Бовуара и Лакост – те тут же подошли.

Гамаш снова достал из кармана долларовую монетку, подбросил ее в воздух, проследил за ее падением на свежевскопанную землю. Монетка упала на комок земли, ненадолго задержалась там, потом соскользнула с комка, и ее засыпало землей.

– Ага, значит, эта штука все же могла зарыться в землю, – сказала Лакост. – Так оно и случилось?

– Видимо, – ответил старший инспектор, глядя на Лакост, которая подобрала монетку и протянула ему. – Когда я ставил этот эксперимент в первый раз, то стоял на коленях, близко к земле. Но если она упала во время убийства, то с большей высоты – тот, кто его выронил, стоял. Жетон набрал бóльшую скорость. Я думаю, что, когда убийца схватил ее за шею, она чисто рефлекторно раскинула руки, и жетон выпал, а пока летел до земли, набрал достаточную инерцию, чтобы зарыться вглубь.

– Так он оказался под землей, и мы его не заметили, – подытожила агент Лакост.

– Oui, – сказал Гамаш и развернулся, собираясь уходить. – И это означает, что Лилиан Дайсон должна была держать жетон в руке. Вопрос: зачем ей нужно было стоять в этом саду, держа в руке жетон новичка Общества анонимных алкоголиков.

Однако Бовуар подозревал, что на уме у шефа было что-то еще. Мысль о том, что он, Бовуар, облажался. Он должен был найти этот жетон, а получилось так, что его нашли эти четыре сумасшедшие женщины, поклонявшиеся палочке. В суде это будет выглядеть не очень хорошо для всех них.

Женщины ушли, ушли полицейские. Ушли все, и Питер с Кларой наконец остались одни.

Питер обнял Клару, крепко прижал к себе и прошептал:

– Я весь день ждал, чтобы сделать это. Я слышал про рецензии. Фантастика. Поздравляю.

– Хорошие рецензии, правда? – сказала Клара. – Ура-а-а! Ты можешь себе такое представить?

– Ты шутишь? – спросил Питер, освободился от ее объятий и прошел по кухне. – Я ни минуты не сомневался.

– Да брось ты, – сказала Клара. – Ведь тебе мои работы даже не нравятся.

– Нет, нравятся.

– А что тебе в них нравится? – подначивала мужа Клара.

– Ну, они красивые. И ты использовала почти все имеющиеся краски.

Он с головой залез в холодильник и выбрался оттуда с бутылкой шампанского в руках.

– Отец подарил мне эту бутылку на двадцать первый день рождения. Он сказал, чтобы я открыл ее, когда добьюсь громадного личного успеха, и отпраздновал это событие. – Питер сорвал фольгу с горлышка. – Вчера, перед нашим отъездом, я положил ее в холодильник, чтобы мы могли выпить за тебя.

– Нет, Питер, погоди, – попыталась остановить его Клара. – Мы должны ее сохранить.

– Для чего? Для моей собственной персональной выставки? Мы оба знаем, что ее не будет.

– Будет. Если это случилось со мной, то…

– …может случиться с кем угодно?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Я правда считаю, что мы должны подождать.

Пробка хлопнула.

– Поздно, – сказал Питер, улыбаясь во весь рот. – Пока тебя не было, нам звонили.

Он аккуратно налил шампанское.

– Кто?

– Андре Кастонге.

Он протянул ей бокал. Позже будет достаточно времени рассказать обо всех других звонках.

– Правда? И чего он хотел?

– Хотел поговорить с тобой. С нами. С нами обоими. Santé[49]. – Питер взял свой бокал и чокнулся с ней. – И прими мои поздравления.

– Спасибо. Ты хочешь с ним встретиться?

Бокал Клары замер в воздухе, не дойдя до губ. Она ощущала пьянящий дух пузырьков шампанского. Наконец выпущенных на свободу. Как и она, пузырьки долгие годы, десятилетия ждали этого мгновения.

– Только если этого хочешь ты, – ответил Питер.

– А мы можем подождать? Пока все не уляжется немного?

– Как скажешь.

Но она услышала разочарование в его голосе.

– Если ты настроен, то мы можем с ним встретиться. Почему нет? Он ведь сейчас здесь. Очень даже можем.

– Нет-нет, все в порядке. – Питер улыбнулся. – Если у него серьезное предложение, он подождет. Нет, Клара, правда, теперь твое время блистать. И этого у тебя не отберет ни смерть Лилиан, ни Андре Кастонге.