Кулак разжался, и нож со звоном упал на каменную плиту. Глотая слезы, Шныряла протянула руку и коснулась чешуйчатой головы…

— Н-не надо…

Боль пронзила легкие — еще чуть-чуть, и он переломает ей кости. В висках стучало от нехватки воздуха, по щекам струились горячие слезы. Трясущаяся ладонь Шнырялы скользнула по крупным чешуйкам…

Это не змей. Не один из тех тварей.

Это же Вик, черт возьми, ее Вик!

— Я же… так долго… тебя ждала, Вик…

Шныряла почти ничего не видела из-за застилавших глаза слез. Она зажмурила опухшие веки, напоследок увидев, как змей склоняет голову к самому ее лицу. Шипение змея скользнуло по шее, а в следующее мгновение Шныряла почувствовала прикосновение змеиной кожи к щеке…

Хвост ослабил хватку. Шныряла лежала в кольцах могучего тела и дышала тяжело, но наконец-то свободно. Пятиметровый монстр ласкался так, словно был котенком. Шныряла почувствовала толчок в ладонь, с трудом разлепила опухшие глаза. Розовый раздвоенный язык скользнул между ее пальцев, от липкого прикосновения Шныряла чуть вздрогнула и снова зажмурилась.

В следующее мгновение хвост стал разворачиваться, и тяжесть пропала. Со змеем что-то происходило: громадная туша уменьшалась в размерах, но Шныряла по-прежнему боялась открывать глаза. Вдруг девушка ощутила прикосновение прохладных пальцев. Дрожащая ладонь провела по левой щеке, к лицу девушки прижалось другое лицо, длинные волосы посыпались на шею. Дика даже не открывая глаз поняла, кто это. По одному лишь запаху заплутавшего в кудрях леса.

Шныряла лежала в объятиях Змеевика. Парень обвил руками ее тело и, прижав к себе так крепко, как только мог, прошептал на ухо:

— Я тоже ждал тебя… Черт возьми, так долго… Дакиэна…

Они свились в одно целое на полу — так змеи обвивают друг друга во время весенних свадеб, и Шныряла плакала, уткнувшись носом в его хвойные волосы. Все одиночество этих лет порознь, скитания, мороз и вечная ночь нахлынули вмиг, стирая остатки гнева в душе, смывая горячей волной заборы, огородившие ее сердце. Он был рядом. Здесь и сейчас. С ней.

И она действительно ждала этого так долго.

Сколько холодных ночей она смотрела в пустоту, думая о своем одиночестве! Шныряла всхлипнула и прижалась к Вику сильнее, и он ласково погладил ее по голове.

— Ну… милая…

Девушка плакала и не могла остановиться.

— Все хорошо…

Она больше не была той Шнырялой, что кричала и вопила из каждого зеркала, брызгала слюнями и сыпала проклятиями. Она на самом деле другая Шныряла — и даже не Шныряла вовсе, а Дакиэна. Волчица. Девочка-сиротка, сбежавшая из приюта и нашедшая в темном подземелье друга, с которым даже темнота стала светлой.

— Люблю тебя… — всхлипнула она. Сжала пальцы на его камзоле. Она бы лучше умерла, чем отпустила его сейчас. Где-то раздался треск стекла.

— Вик… слышишь?

— Слышу.

Он действительно слышал. Впервые от нее — эти слова.

Шныряла почувствовала, как сильно ударило его сердце — словно каменный кулак стукнул изнутри по грудной клетке. Камнем его сердце и было, но лишь наполовину.

— Я не хочу, чтобы ты уходил к ним.

— Все хорошо.

— Не надо, пожалуйста, не оставляй меня, Вик!

— Все будет хорошо, — твердил он раз за разом, но каменное сердце билось все чаще и чаще. Парень содрогнулся и зашелся кашлем.

— Вик! — жалобно вскрикнула Шныряла.

— Все… нормально.

Он вдруг глухо закашлялся в кулак, и на пальцы брызнули мелкие капли крови. На лбу и шее юноши выступили жилы, но он пытался делать вид, что ему не больно. Рядом послышалось неловкое «кхем-кхем». Шныряла встрепенулась и отодвинулась. Из ближнего зеркала на них смотрел Червовый Валет.

— И долго ты наблюдаешь?!

— Ну, скажем так, момент «Я долго ждала тебя, Вик» я тоже… кхм, ждал довольно долго.

Шныряла дернулась.

— Ты говорил, — процедила она и вскочила на ноги, — что никакой опасности…

— Я бы не допустил фатального исхода. Но, согласитесь, это по вашей милости пришлось тянуть так долго… — Валет нахмурил брови. — Увы, некоторые люди способны понять правду лишь под конец. Или не понять совсем. Последнее печальней всего. Так или иначе, прошу прощения…

Валет, кажется, тоже был не в себе: приложился бледным лбом к алебарде и покачал головой.

— У меня началась мигрень… говорил же: лучше бы привели кого посимпатичней! В вашем случае открыть дверь безболезненно никак не получилось бы!

— Дверь?

Валет указал на постамент с зеркалом, в котором Шныряла видела воспоминание с Виком.

— Теперь осталось отгадать свои масти и назвать козырь.

Валет исчез в зеркале и возник в другом, шагая по призрачному зеркальному коридору. Он обернулся:

— Ну, идете? Или продолжите обниматься на полу? Впрочем, не советую: можно застудить поясницу!

Шныряла переглянулась с Виком и чуть покраснела, затем отвернулась и поскорее утерла заплаканное лицо концами платка. У нее не было сил ни язвить, ни вообще что-либо говорить. Вик и Шныряла двинулись к возвышавшемуся на постаменте зеркалу. Когда они подошли, девушка поняла, что это был за звон: оказалось, зеркало покрылось сетью мелких трещин.

— Что ж, вы нашли тот самый момент, с которого ваши жизни потекли по иному руслу — черному и холодному. Хорошо, что спустя годы вам удалось исправить ошибку. Итак, если воспоминание у вас одно на двоих, то и дверь одна. Осталось назвать свои масти и войти…

Шныряла посмотрела на раму и заметила, что две ее боковые стороны красные, а верхняя и нижняя — черные. Кроме того, на каждой панели блестел серебром один из четырех символов карточных мастей.

— Дика, присмотрись. — Виктор указал на треснутую поверхность зеркала.

Шныряла прищурилась: трещинки складывались в буквы, а буквы — в слова. Кусок же зеркала из середины вывалился, за ним обнаружилась замочная скважина.

— О-о-о! — Валет захлопал в ладоши. — Итак!

— Темная? В смысле, черная? — предположила Шныряла.

— Я, кажется, понял, — сказал Вик. — Во время эпидемий люди умирают, и то, что оставляет после себя чума, — кресты. Но этому же символу поклоняются в церкви. А крест — это… трефы.

— Вас связывает одно воспоминание. Одна судьба. Одна масть — потому и ключ с дверью у вас один на двоих. Эта ли масть оставила знак на вашем прошлом? Решайте. Если да — берите ключ и открывайте!