— Конечно, отдам. Но только завтра. Она у меня дома.

— Дома?! — Карина готова была заплакать.

— Ну да. Что ты так волнуешься?

— Я? Совершенно не волнуюсь. Вам показалось. Просто… Мнеперед Женей неудобно, она просила, я забыла.

— Кстати, а что с Женей?

— Как обычно. Хронический бронхит.

* * *

Странник мог не спать сутками. Ему хватало двух-трёх часовсна, чтобы почувствовать себя свежим и отдохнувшим. Для гоминидов бессонницавредна и опасна. Их мозг нуждается в восьмичасовом отдыхе.

Животные много спят. Человек может и должен бодрствовать. Отпущенноевремя слишком дорого, чтобы тратить его на сон.

Странник проживал не одну, а две жизни. Самым тяжёлымоказывался момент перехода из одной в другую, из света во тьму и обратно. Шкурагоминида была чем-то вроде резинового водолазного костюма, в который следуетоблачиться, чтобы нырнуть в ледяную мрачную глубину.

Первого ангела он освободил очень давно, в ранней юности.Это произошло почти случайно, он не хотел.

Ему было шестнадцать, ей четырнадцать. Она сама затащила егона чердак, расстегнула ему рубашку и штаны, задрала свою юбчонку. Байковыетрико, чулки на резиновых подвязках, сопение, жаркая возня, запах земляничногомыла. А потом смех. Злой, издевательский хохот.

Он читал, что в джунглях Южной Америки живут гигантскиепауки, похожие на обезьян. Они нападают на свою жертву, кусают её и пускают ворганизм сильнейший яд, от которого растворяются даже кости. Потом онивысасывают из жертвы все, и остаётся только оболочка. Мёртвая пустая кожа.Возможно, это выдумка. Но с той, первой девочкой его плоть оказалась мёртвой ипустой, вялой, как тряпка. Девочка долго, жадно целовала его в губы, пустилаяд, выпила из него жизнь, силу, а потом, сытая, стала смеяться.

Он не хотел её убивать. Ему надо было, чтобы она замолчала.Только когда она перестала биться, хрипеть, он почувствовал себя живым. Онвернул силу, которую она у него отняла.

Никто не видел, как они поднимались на чердак. Никому вголову не пришло подозревать его, хорошего мальчика, отличника. Уголовной шпаныв окрестных дворах было полно, девочка считалась шалавой и вертихвосткой.Кто-то из коммунальных кумушек сказал: сама виновата, допрыгалась.

А от своей бабушки он услышал: «Ангел отлетел». Он спросил:«Куда?» Бабушка ответила: «На небо».

Он понял, что освободил ангела. С тех пор он стал их видетьи слышать. С каждым годом их голоса звучали все громче, все жалобней.

Много лет он жил в рутинной реальности, в глубине вечнойночи, за чертой Апокалипсиса, ясно сознавая свою миссию, но не смеядействовать. Он слышал и видел ангелов, продумывал всё до мелочей, бродил возлешкол, детских парков, но каждый раз что-то останавливало его. Он возвращался вреальность, измотанный, опустошённый, утешаясь тем, что время его не пришло ито, что случилось однажды, неизбежно должно повториться.

— Они слепые, беззащитные, земля для них ад, им нечегоделать в аду, их место на небе, потому что они ангелы. Я долго шёл по тёмномутуннелю необъяснимых страданий. Почему я такой? Почему я не похож на миллионыдругих людей? Я мучительно искал ответы, и они однажды пришли, как озарение. Яне похож на других потому, что другие — не люди. Можно обрести блаженство,стать человеком в изначальном, божественном смысле, только очистившись, пройдяогненное крещение, освободившись от ядовитого корня похоти. Но сто крат блажентот, кто свободен от рождения. Он избранный.

Странник обнаружил, что сидит на полу и слушаетмагнитофонную запись. Когда он успел встать, взять кассету с полки, включитьмагнитофон? Несколько минут, несколько простых действий испарились из памятимгновенно, как след дыхания со стекла. Голос, лившийся из магнитофона, былпохож на тот, что постоянно звучал у него в голове. Высокий, мягкий, немноговялый, как будто говоривший пребывал в глубоком гипнотическом трансе. Этопридавало словам абсолютную, высшую достоверность. Люди не лгут во сне.

— Я слышал, как они обсуждают, чем вкусным будут кормить ихсегодня в большом доме. Одна девочка объясняла другой, что это больно тольковначале, а потом ничего. Когда они возвращались оттуда, я из темноты смотрел вих лица, в их слепые глаза, и мне казалось, что там, внутри, бьются, как птицыв клетках, живые чистые ангелы. Почему я не стал убивать злодеев, которыеоскверняли и мучили маленьких слепых сирот? Потому что злодеи и так мертвецы. Яэто знаю точно.

Однажды ночью я увидел, как мертвец вылезает из воды. Онпоспорил, что сумеет переплыть озеро, и ему это удалось. Без охраны, один,голый, мокрый, жирный, он прыгал по берегу, вопил и размахивал руками. Он былпьян. Я справился с ним очень быстро. Набросился сзади, стиснул шею, надавил насонную артерию. Когда он затих, я втащил тело на холм и сбросил с обрыва возеро. Мне было мерзко, как будто я раздавил гигантского червя. Сил неприбавилось. Наоборот, я ослаб. Я надышался смрадом и злом и ничего неприобрёл.

Он был генерал, герой Советского Союза. Он часто приезжал вбольшой дом на другом берегу, ему нравились самые маленькие девочки,семилетние. Я слышал, как в магазине у станции, стоя в очереди за колбасой,нянька шепталась с поварихой, что проклятого беса покарал Бог. Знали бы они,что этим богом был я!

Когда выловили труп, врач «скорой» сразу сказал, что этонесчастный случай. Сердечный приступ. Генерала предупреждали: вода холодная, онвыпил порядочно, это опасно. Но генерал не послушал.

Наверное, приступ случился, когда я набросился на него втемноте. Я думал, что убиваю его, но он уже был мёртв. Он всегда был мёртв. Яне получил никакого удовлетворения. Нет смысла убивать мертвецов. Надо спасатьживых.

Странник выключил магнитофон, достал кассету, подцепилплёнку и принялся вытягивать её, аккуратно наматывать на руку. Когда осталсятолько пустой пластмассовый корпус, он смял плёнку в комок, отправился накухню, достал с полки большую медную вазу для фруктов, положил туда плёнку иподжёг. Она никак не хотела загораться, пришлось добавить немного бумаги. Онсмотрел на маленький костёр, пока от сладковатого дыма не заслезились глаза.Прежде чем выбросить пластмассовый корпус кассеты, он не забыл отодратьбумажную наклейку, на которой мелкими буквами было обозначено: «Давыдово,1983-1986».

Плёнка сгорела, но голос продолжал звучать.

Странник не замечал, как шевелятся его губы, не понимал, чтоэто он сам говорит, и замолчал только тогда, когда подошёл к большому зеркалу вприхожей, оглядел себя, выбритого, причёсанного, одетого в безупречный дорогойкостюм. Губы его замерли, потом растянулись в улыбке. Сверкнули белые крупныезубы, глаза заблестели, прищурились. Он выглядел как гоминид. Он чувствовалсебя гоминидом. Он был готов без страха и сомнений опять нырнуть во мрак вечнойночи.