Через тридцать пять лет старый бизнесмен Зацепа совершеннонеожиданно стал гастрономическим синьором Николо, итальянским профессором,богатым, наивным, добрым, щедрым, и желал только одного: оставаться в этойсладкой роли как можно дольше.

— Коля, наконец-то! Я уже волнуюсь! — Зоя Федоровна выплылаиз глубины полутёмного зала, клюнула в его щеку. — Ужас, какой колючий.

Оказывается, он успел доехать, припарковаться, войти в кафе.Все это он проделал безотчётно и спокойно, как сомнамбула.

— Коля, ты голоден? Будешь кофе? Официант! Хотя нет, кофе мывыпьем потом, я уже расплатилась, пойдём, пойдём скорее, я так устала ждать!Это совсем рядом, соседняя дверь.

* * *

Борис Александрович вёл урок на автопилоте. Он плохосоображал, о чём рассказывает, кого вызывает к доске. Взгляд его был прикован кпустому стулу за четвёртой партой у окна.

Постоянная соседка Жени, полная некрасивая девочка, смотрелана него слишком пристально. Он знал, что они дружат, во всяком случае, в школеЖеня больше всего общалась с ней, с Кариной Аванесовой.

«Неужели успела нашептать, пустить слушок, так, кажется, онавыразилась?»

Он говорил о прозе Пушкина, о «Капитанской дочке». Онрассказывал о прототипе Швабрина, подпоручике 2-го гренадерского полка МихаилеАлександровиче Швановиче.

— Шванович, потомственный офицер, крестник императрицыЕлизаветы Петровны, переметнулся на сторону Пугачёва. В ноябре 1773 года онвместе другими офицерами и солдатами был захвачен в плен войском самозванца. Извсех офицеров он единственный пал на колени перед Пугачёвым и обещал ему вернослужить. Его Пугачёв пощадил, остальных повесил. Шванович присягнул Пугачёву,постригся в кружок, оделся по-мужицки и в течение нескольких месяцев состоялпри разбойничьем штабе переводчиком.

Собственный голос доносился издалека, как будто передвосьмым классом стоял механический двойник Бориса Александровича, а сам он всёещё сидел на бульварной скамейке ледяным вечером.

Вы обознались, понятно? И не лезьте ко мне никогда! Старыйпедофил!

Ни разу в жизни его никто так не оскорблял. Но и он никоготак не оскорблял. Если он действительно обознался, то его фраза «Женя, тыснимаешься в детском порно» страшней пощёчины. Кто его тянул за язык? Нельзябыло так сразу, в лоб. Её ответная реакция вполне понятна и оправданна. Он этозаслужил.

— Из рукописей Пушкина видно, что замысел романа о Швановичевозник ещё во время работы над «Дубровским». Написав две первые части«Дубровского» и план третьей, Пушкин бросает роман. И тут же проситпредоставить ему доступ к следственному делу о Пугачёве. Пушкина всерьёззанимает тема крестьянского бунта и дворянского предательства. РомантическийДубровский становится предшественником циничного мерзавца Швабрина. В«Дубровском» разбойничий путь героя, предательство законов сословной чести,оправдывается обстоятельствами, облагораживается любовью. В «Капитанской дочке»оправдания предательству нет. Мотив один — трусость. Даже любовь Швабрина кМаше Мироновой отвратительна, цинична. Швабрин трус и подлец. Автор выносит емуоднозначный приговор. Швабрин ещё больший злодей, чем сам Пугачёв.

Класс молчал и слушал. Механический двойник работалисправно. Никто не болтал, не зевал, не листал журналы под партой. Двадцатьпять пар глаз смотрели на старого учителя, не отрываясь. Так бывало всегда, замногие годы Борис Александрович привык к тишине на своих уроках, пересталзамечать её, относился к напряжённому вниманию учеников, как к чему-тонормальному, естественному. Но сейчас ему казалось, что они смотрят слишкомвнимательно. Разглядывают его, а вовсе не слушают. Насмешка, презрение,брезгливость. Вот что мерещилось ему в их глазах.

«Нет. Так невозможно. Я должен выяснить правду. Если яошибся и в компьютере была другая девочка, я должен извиниться перед Женей иуйти на пенсию. Я не имею права работать с детьми. Но если это всё-таки она иошибки нет, я обязан ещё раз попытаться помочь ей. Поговорить уже не с ней, а сеё матерью».

— В первоначальных планах и набросках «Капитанской дочки» небыло ни Гринева, ни Маши Мироновой. Был Иванович, главный герой,дворянин-предатель. По мнению некоторых исследователей, Пушкин ввёл всехположительных персонажей исключительно по цензурным соображениям. Роман, гдеглавный герой — изменник, государственный преступник, был обречён на запрет. Ноесли даже и есть в этой версии тень правды, мы должны благодарить царскуюцензуру за то, что в литературе нашей живут все эти замечательные люди. МашаМиронова, Гринев, его родители, старый комендант и его жена. Наконец, Савельич.Они ведь правда живут и помогают жить нам, как помогали поколениям русскихлюдей до нас. Своим благородством, чистотой, любовью они возвращают нас креальности, напоминают, что мы все ещё люди, а не виртуальные монстры.

Шарахнул звонок. Борис Александрович вздрогнул. Несколькосекунд класс продолжал сидеть неподвижно. На его открытых уроках такие вещивызывали у некоторых коллег жгучую зависть. Обычно дети вскакивают мгновенно,шумят, выбегают из класса, словно все сорок пять минут урока только и ждалиэтого счастливого момента.

— Как это вам удаётся? — пожимала плечами директриса. — Выих прямо будто заколдовали.

— Все, ребятки, урок окончен, домашнее задание на доске,оценки за сочинения — в среду.

Он опустился на стул, вытер влажный лоб.

— Борис Александрович, Борис Александрович! — К его столушла, неуклюже переваливаясь, толстенькая Аванесова. Взгляд чёрных выпуклых глазказался испуганным.

— Да, Карина.

— Вы сочинения уже проверили?

— Не все. А что?

— Ой, правда? Не все? А Жени Качаловой тетрадку… — Оназапнулась и покраснела.

— Ну, Кариша, в чём дело? Продолжай.

— Понимаете, случайно так получилось, в общем, Женя болеет,она передала мне тетрадь с сочинением, чтобы я сдала. Это было в четверг, авечером она мне позвонила, сказала, что тетрадка не та, она перепутала. Ипросила, чтобы я поменяла. Вот, я принесла. Тут сочинение.

Карина положила на стол обычную тетрадку в линейку, сороквосемь листов, на обложке игрушечные медвежата. «Тетрадь уч. 8 „А“ класса,Качаловой Евгении».

— Вы, пожалуйста, Борис Александрович, вы отдайте мне ту,другую. Они, понимаете, совершенно одинаковые. Женя просто перепутала. А язабыла. Я должна была ещё в пятницу поменять, но вылетело из головы, а сейчаснашла в сумке.

Когда Карина нервничала, у неё появлялся лёгкий армянскийакцент.

— Вы ту, другую тетрадь отдайте, пожалуйста, — повторила онанесколько раз, подрагивая длинными чёрными ресницами.