трюки. А стоит увидеть то же самое вблизи, в домашней обстановке — и тебе уже представляется, что законы природы перестали действовать.

— Прошу извинить, ваше сиятельство, глуп, все равно ничего не понял.

— Тебе не за что извиняться. Это общее свойство человеческой натуры — плохо скрываемая вера в чудеса. — Тарло снова тронул край вазона. Из зеленого стебля начали разворачиваться листья. — Хитроумное приспособление, не правда ли? Земли в горшке лишь на два пальца, остальное — баллоны с воздухом. Нажимая на кнопки, скрытые кантом этого глиняного вазона, я последовательно выпускаю из них воздух в гуттаперчевый стебель, в листья, а затем и в бумажные лимоны. Так что если смотреть издалека, то, для чего в природе нужны годы, здесь как будто происходит в считанные мгновения на глазах у восхищенной публики.

По сути, мы замечаем лишь то, что надеемся увидеть. Я глядел на мадемуазель де Ланнуа и бессознательно ждал чуда, был готов найти в ней воплощение Изиды. А потому такой элементарный шулерский трюк мне даже в голову не пришло заподозрить.

— Никто бы не заподозрил.

— Скажи, зачем бы служанке уносить все дерево с подоконника, если куда проще сорвать лимоны и унести их?

— А точно!

— Но когда я зашел в комнату и увидел настоящее деревце в таком же горшке, я об этом даже не подумал. Для меня существовали лишь красавица Иризи и свежевыжатый лимонад. Одурачить человека очень легко, даже и не глупого, каковым я, в общем, себя числю… Ладно, оставим это. Судя по наморщенному лбу, тебя что-то заботит. Не иначе, у мадам Ле Блан для нас очередные неприятности.

— Пока нет. Когда я направлялся сюда, она ругалась с вашей невестой.

— У меня что же, снова есть невеста? — поморщился Тарло.

— Да. Как это сказала мадам Ле Блан? «Милые дерутся, чтобы обтесать друг друга».

— Что значит, дерутся? — Тарло недоуменно заморгал, силясь уловить смысл фразы. — А-а, «милые бранятся, только тешатся». Господи, откуда только она берет все эти словечки?

— Так это… от своего зятя, князя Радзивилла.

— Она что же, приходится тещей Яношу Радзивиллу?!

— Так точно, ваше сиятельство.

— То есть, выходит, мы с ней… — Владимир запнулся, не в состоянии осмыслить новость. — Выходит, мы с ней в некотором смысле родня?!

— Это вам лучше знать.

— О, Матка Боска Ченстоховска! Ну, теперь-то хоть понятно, почему она меня видит насквозь. Подумать только — она теща моего кузена! Вот оно что! Да, на сухую этого не осмыслить!

— Приказать кофе?

— Лучше уж водки. Не знаешь, в ресторане есть русская водка?

— Есть. Благодаря князю Радзивиллу в княжество поступает и варшавская паленка, и московская водка.

— Я-то еще думал, откуда у него деньги взялись! Думал, кто ж из родни так незаметно помер и оставил ему наследство. Вот видишь, это еще раз к вопросу о наблюдательности. Ладно, договорим в ресторане. Пока расскажи, из-за чего ругались моя несравненная Алиса и мадам Ле Блан.

— Баронесса доложила, что маршал был в шоке, рвал и метал, кричал, что не ожидал такого коварства, что ему плюнули в душу, грозил, что намерен подать в отставку и отправиться к себе в Нормандию.

— Давай попробую угадать: Алиса не пожелала влачить свои дни в продуваемом ветром нормандском замке среди песчаных дюн, бескрайних лугов и пасторальных конюшен? Или, может, маршал ее попросту выгнал?

— Вы почти угадали. Жить в провинции, в замке эпохи Вильгельма Завоевателя баронесса сочла не слишком привлекательным. Маршал же заявил, что, хотя благодаря вам его доброе имя и военные тайны Франции сохранены, но все же он не может отделаться от ощущения, что его вываляли в навозе. Месье де Марсер предложил Алисе проверить чувства. Он вернется через год, и если их страсть не утихнет…

— Судя по тому, что ты снова назвал Алису моей невестой, ее страсть уже утихла.

— Я вижу, вы не питаете иллюзий насчет нрава баронессы. Кстати, она просила вам передать, что вечером вы с ней празднуете ваше примирение.

Тарло развел руками:

— Пожалуй, сегодня нужно будет проиграться.

— Для вас нет ничего невозможного, ваше сиятельство.

— Есть еще новости?

— Мадам Ле Блан просила узнать, хорошо ли вы разбираетесь в античной скульптуре.

— Прямо сказать, не слишком. Однако я вырос в Санкт-Петербурге, это говорит само за себя. А что стряслось? Она решила украсить дворцовый парк его высочества, или хочет расставить что-нибудь античное в игорных домах и казино?

— Насколько мне известно, нет. Сегодня на рынке полиция задержала одного крестьянина, который пытался продать мраморную руку.

— Какую еще руку? И при чем тут я?

Андре пожал плечами.

— Рука белая, мускулистая, мраморная. Впрочем, это я уже говорил. Судя по всему, она недавно отбита от скульптуры. Полиция утверждает, что все античные статуи княжества целы. А задержанный клянется, что это его рука. В смысле, конечно, не его, но принадлежит ему. Ну и вот, госпожа Ле Блан просила узнать, не сможете ли вы опознать эту, как бы сказать, бесхозную часть тела.

— Что ж… — граф Тарло кивнул спешащему навстречу метрдотелю. — Ступай к мадам Мари и передай, что сейчас я выпью за здравие бедолаги кузена, а заодно с ним — и маршала, а потом приду, осмотрю каменные обломки.

Мари Ле Блан сидела, широко разложив локти на столе, взгляд ее был устремлен на мускулистую мраморную конечность.

— Сколько тебя можно ждать?! — недовольно буркнула она Тарло. — Подойди-ка и посмотри на это.

Граф подошел к столу и стал со всех сторон разглядывать могучую руку:

— Что можно сказать? Это, несомненно, мрамор, а не алебастр. Рука левая, судя по всему, мужская. Мускулистость значительно выше стандартной.

— Ты впрямь считаешь меня дурой, или решил для аппетита позлить перед обедом! — возмутилась начальник тайной службы его высочества. — Я что, по-твоему, утром глаза на комоде оставила? Я тебя спрашиваю — чья рука?

Владимир поднял увесистый камень со столешницы и продолжил изучение. Кто бы ни был неведомый ваятель, он, несомненно, мог считаться великим мастером своего дела. Мощная каменная длань казалась живой, окаменевшей по мановению волшебной палочки чародея. Широкая ладонь с глубокими линиями жизни, судьбы…

— Занятно. Если бы я был хиромантом, мог бы прочитать судьбу каменной персоны… — Граф задумчиво нахмурил брови, пытаясь угадать происхождение диковинного артефакта. — Кстати, мрамор на сломе не успел потемнеть, значит, рука отбита совсем недавно.

— Да, я тоже заметила, — скривила губы мадам Ле Блан. — Этот недоумок Уазоль, хозяин птичьей фермы, где обнаружился клад, что-то темнит. Он говорит, что нашел руку, когда ремонтировал ограду дома. Шеф полиции не намерен вдаваться в эти подробности — каждый в стране