в чайник травы из маленького мешочка – послышался запах хвои, листьев и ягод. Как в осеннем лесу – всегда этот аромат завораживал. Сейчас в лесу уже ничем не пахло, разве что морозом.

– Ну, что там слышно у вас? – Митин отец как раз служил в Министерстве сезонов.

– Да в том и дело, что пока ничего. Папе и сказать нечего, он же не в верхах. Тянут с указом. Будет беда, если вода застынет, тогда торговые баржи застрянут во льдах. А это, сама понимаешь…

– Я-то понимаю, Митя. Но что же, в Министерстве сидят одни дураки? Они же должны понимать тоже?

– Ничего сказать не могу, Хельга Станиславовна. Наверное, у них свои причины.

Причины. Они, пожалуй, и в окна не выглядывают и по улицам не ходят. Как иначе объяснить их бездействие?

Хельга вручила Мите кружку с ароматным чаем. А вот была бы сейчас зима – она бы подала ему горячего шоколада или вина со специями. Так он согрелся бы скорее. Но эти товары значились только в зимнем торговом разрешении.

Митя тем временем увидел коробку с осенним убранством и пустеющие полки и неоднозначно хмыкнул.

– А ты чего это, уже собираешь сезонные товары?

– Собираю. Покупателей нет, оставлю полезное – чай да пироги. Единственные пригодные радости для нынешней поры. Тыквы уже всем без надобности.

Митя шумно отхлебнул из чашки, посмаковал напиток и нахмурился.

– Но ты же не будешь выставлять зимние вещи? Не хотелось бы тебя штрафовать, Хельга Станиславовна.

Она посмотрела на своего племянника. Ему только двадцать. Он хотел служить в полиции с детства, и сейчас его преданность службе превышала абсолютно все. У него было открытое лицо и ясные, честные глаза. Да, она была уверена, что он с готовностью ее оштрафует.

Хельга ничего ему не ответила.

– Согрелся? – спросила она, когда Митя поставил пустую кружку на стол. Он кивнул, улыбнулся ей доброй мальчишеской улыбкой, поднял воротник и вышел прочь, чтобы дальше патрулировать заиндевевший город.

В последующие дни ничего не менялось – город шептался, теперь уже громко и зло, люди мерзли, Министерство молчало. Реку, наконец, сковало льдом: пока неверным – можно провалиться, но движения воды уже видно не было. И вроде бы смотришь на это неподвижное «сейчас», на твердый, припорошенный снегом лед. И кажется: «Все, замерло». А на самом деле там, под ним, мощный поток воды. Но ты не ощутишь его, пока не провалишься. Мир уже давно стал зимним, сам по себе, безо всяких указов. А мы здесь лишь кутаемся покрепче в шарфы, потому что где-то там забыли обновить бумажки и выдать зиме дозволение. Когда-нибудь мы все-таки провалимся в этот поток, а все потому, что природа не живет на бумажках.

Вскоре в магазин «Маленьких радостей» зашли две женщины. На прилавке осталось лишь немного травяных смесей для чая и остатки тыквенного пирога. Полки тоскливо пустовали. Хельга сидела, укутавшись в плед и зябко потирая руки в перчатках без пальцев – дома́ уже тоже стали промерзать. Со снежноягодника потихоньку опадали плоды, а окно изнутри даже чуть покрылось инеем. Зима подобралась вплотную. Все это видели, кроме министров.

– Ох, – запричитали женщины, оглядывая осиротевшие полки магазина, – всю радость-то вы, Хельга Станиславовна, убрали… Конечно, осень-то уже ни к чему, а вот зима…

Оставалось только кивать. Что тут скажешь? А вот зима никак не настанет. Хозяйка магазина заварила травяного чаю, добавила в него меду и нарезала женщинам по куску пирога. Те расплатились и устроились посплетничать: наверное, это помогает – почаще обсуждать паршивую ситуацию.

– Две торговые баржи все-таки застряли во льдах, – сказала одна из посетительниц, – у меня брат на одной служит. Говорит, зажало – всё, теперь до весны. А когда она еще будет, весна-то.

– Зато в «Маленьких радостях» весной-то как хорошо! Солнечно, зелено: гиацинты назревают, птички поют, да и самой петь хочется! Эх.

– Да здесь хоть бы в зиму уже вступить. Страсть, как вашего глинтвейну хочется, Хельга! С медом, корицей, с яблочком. Так прогревает, что аж трещит все внутри, будто угли в камине. Чтоб их леший побрал, министров этих.

Посудачив, женщины разошлись. А Хельга, наслушавшись таких разговоров, в сердцах хлопнула ладонью по прилавку: ну все, с нее хватит! Снежноягодник лишь удивленно приподнял веточки.

Из подсобки появились цветные коробки: в одной гирлянды, в другой – кружки в мягких вязаных «свитерах», в третьей – снежинки, еловые ветви. Праздничные шары, снеговики, олени и медвежата в красных колпачках, собачьи упряжки, санки. Зимних украшений у нее было больше всего: в самую темную и холодную пору маленьких радостей нужно как можно больше. Достала Хельга и одно из припасенных с лета бревен: в углу торгового зала был камин, но зажигать его для антуража разрешалось только в зимний сезон.

Магазинчик за считаные часы преобразился. Засияли цветные огоньки на стенах и окнах, повисли с потолка снежинки – крупные и теплые, потому что из бумаги. Поехал радостный паровозик, зал наполнился запахом хвои (Хельга на днях набрала в лесу свежего лапника). Кружки в вязаных «свитерах» ждали, пока их обхватят замерзшие руки, а пушистые шапки и варежки мечтали поскорее оказаться на улице, чтобы греть владельца, пока тот играет в снежки.

– Держи, снежный, – сказала Хельга, набросав белой ваты на куст, – будешь частью зимнего интерьера.

Снежноягодник не возражал.

На радио пели про опавшие листья, дожди и уют промозглых вечеров, а дикторы порой врывались в эфир с очередными сообщениями: «Пока не объявили» и «Зимние праздники под угрозой срыва». Окинув взглядом зал, Хельга заулыбалась. Вот где она – радость! В таком маленьком и незаметном. Какая разница, что за движения случаются в большом мире, когда с мороза можно выпить кружку горячего шоколада и ощутить настоящее счастье! Одна беда – торговать всем этим все-таки нельзя.

На следующий день, когда она пекла имбирное печенье в небольшой кухоньке рядом с залом, в магазин залетела стайка шумных детей. Мальчишки и девчонки с раскрасневшимися от мороза лицами с восхищением галдели и рассматривали праздничное зимнее убранство.

– Ух ты! Вот это да! Гляди, гляди какой паровозик!

– Имбирными пряниками пахнет!

– Какой смешной снеговик, у него в носу лампочка вместо морковки!

Зал вмиг наполнился таким шумом и гамом, что Хельга чуть не расхохоталась. Вот они, маленькие радости, и детям это понятнее всего на свете.

– Тетя Хельга, зима! – воскликнула одна девочка. Да, Хельгу в городе знали почти все.

– Пока нет, малышка, – ответила хозяйка магазина, – но осень уже ушла.

Робкий мальчик отделился от друзей, покопался в карманах и высыпал на прилавок пригоршню монет – они зазвенели и