Пашка по-прежнему лежал, свернувшись калачиком. Он плакал. Тихо, как будто про себя. Видно, каждый всхлип раздавался болью во всем теле, но он никак не мог остановиться.

– Пашка… – Теля сел рядом с ним. Сказать-то больше было и нечего.

Спустя долгое время, может быть, час или даже два, они, наконец, понемногу пришли в себя.

– Нужно уходить, – Пашка кое-как вытер лицо от крови. Глаз его уже начал заплывать, щека опухла. Он думал, что у него сломано ребро или даже два.

– Куда, а?

Он поднялся, огляделся. Пашка не стал отвечать, но помотал головой и пошел куда-то. Теля поковылял за ним.

Не спеша они добрели до Академии художеств. По набережной ходили люди, некоторые косились на двух ободранных окровавленных мальчишек. Те не обращали внимания. Пашка спустился к пристани, даже не взглянув на сфинксов. Теля устроился рядом. С реки веяло холодом, и это было приятно – становилось не так больно. Они кое-как умылись и промыли раны.

– Пашка, а если милиционеры? Это же большая улица, их тут много. Что, если заберут?

– Пускай, – буркнул тот, глядя куда-то вдаль.

И наступила долгая тишина. Они так и сидели на ступеньках пристани. Голода Теля даже не чувствовал, так было больно, обидно и страшно. Да и всегда можно пожевать сосисок. Пока можно, а что потом?

Пашка застыл истуканом. Он просто сидел и смотрел вдаль, почти не шевелясь, сам став похожим на статую. Только раз он вдруг задвигался – снял с шеи шнурок, на котором болтался никчемный ключ. Посмотрел на него как-то зло, выдохнул и швырнул далеко в воду: ключ на мгновение блеснул в солнечном луче и исчез в темной воде Невы. А Пашка продолжил молча сидеть, как будто отдаваясь на волю всего, что бы ни произошло.

Постепенно стемнело, и густая синяя ночь растеклась по улицам Ленинграда. Никаких милиционеров так и не появилось. Зажглись фонари у Академии художеств, исчезли с набережной люди, утащили с собой весь шум дня – настала тишина. Огромная оранжевая луна поднялась из недр земли и поползла вверх, белея и уменьшаясь.

Раздался знакомый звук, как будто по набережной покатились небольшие камешки. Ожили сфинксы.

– Больно? – без церемоний спросил один.

Пашка молчал, опустив голову, и пришлось отвечать Теле:

– Больно.

– М-м-м, – неопределенно промычал сфинкс.

– Какова ваша жизнь? – спросил другой спустя какое-то время.

Пашка вдруг взвился на ноги, несколько раз дернувшись от боли и хватаясь за бок.

– Паршивая наша жизнь, сфинкс, – прорычал он, – такая, что от смерти не отличишь, – нет у нас никакого бытия, нет назначения и сил тоже нет. Так что либо помоги, либо отстань.

Морда сфинкса изумленно вытянулась. Он переглянулся со своим собратом, тот кивнул, вроде бы с чем-то согласившись.

– Мы есть владыка вечности…

– Да хватит уже! – взорвался Пашка, – Владыка, владыка! Владей своей вечностью, нам что с того? Хочешь нас на подсобное хозяйство устроить?

Он стоял, едва сдерживая гневные слезы и сжимая кулаки так, что они побелели.

Сфинкс только терпеливо вздохнул.

– Мы есть владыка вечности, – упрямо повторил другой, – мы можем помочь. Мы поможем. Мы заберем вас.

– Чего? Куда?

– Мы заберем вас в вечность. Мы должны меняться, когда меняется время. Если вы хотите, мы заберем вас.

– Как это? – озадачился Теля.

– Да, как? Съедите, что ли? Убьете? Нашли чем напугать.

– Мы не едим. Мы не убиваем. Мы можем забрать вас… В нас. Мы должны меняться. Мы уже давно не менялись, потому что не приходили нужные люди. Нужные души. Но вы такие. Вы нам нужны.

– Никому мы не нужны, – вздохнул Пашка.

– Вы нам нужны. Мы заберем вас. Не будет боли. Не будет времени. Голода, холода, страха не будет. Только вечность. Подумайте.

Пашка и Теля переглянулись. А что их ждет здесь? Очередная шайка, воровство и либо тюрьма, либо пуля. Что может ждать таких, как они, в этом раздраенном, развороченном хаосом мире, когда все неустроены, да и расстроены тоже – все. Когда вокруг правит животное начало, а из человеческого отобрано лишь самое низкое и подлое. Что могут они, не имея ни угла, ни заботы, ни даже достаточных лет, чтобы их хоть где-то приняли всерьез?

Теля, глядя Пашке в глаза, медленно кивнул. Тот кивнул в ответ.

– Хорошо, – сказал Пашка, – забирайте.

Сфинксы, как по сигналу, сорвались со своих пьедесталов с каменным грохотом – поднялись на лапы, вытянулись, став как будто больше и выше. Они слезли на набережную и спустились по ступенькам грациозно, по-кошачьи. Теля и Пашка испугались было и отшатнулись, но сфинкс сказал мягко:

– Не бойтесь. Ничего не бойтесь.

И оба чудища подхватили их в мощные каменные лапы и вдруг прыгнули в реку – миг, плеск – и над всеми четырьмя Нева сомкнула свои черные волны.

Какое-то время ничего не происходило. Но вот из воды выбрались два сфинкса, и в их лапах уже никого не было. Забравшись на пристань, они отряхнулись, махнули хвостами и полезли обратно на свои пьедесталы. Улеглись не сразу – они молча стояли каждый на своем возвышении, заново оглядывая все вокруг – реку, город, небо. Лишь тишина и плеск, и ничего, и никого. Целая бесконечность, цельная безмятежность. Только на ступеньках по-прежнему валялась связка сосисок – их подберут поутру бродячие собаки.

– Скоро рассвет, – сказал один сфинкс, укладываясь и глядя, как на горизонте светлеет первая бело-голубая полоска.

– Да. Тогда до следующей ночи, – ответил второй.

– До следующей. Добрых снов, Теля.

– Добрых, Пашка.

Вскоре взошло солнце. Над Петроградом, над Ленинградом, над Санкт-Петербургом. Рассвело везде и сразу – так, как оно бывает в вечности. Сфинксы застыли в привычных позах на время дня. Они – владыка вечности, они – фараон Аменхотеп, они – наследник Ра. А лица у этих статуй теперь были совершенно человеческие.

Гриша

– Леонид Саныч, вот вам тут оставили на проходной, – охранник протянул Лёне конверт. Тот взял его и повертел – там значилось только его имя, а запечатано письмо было сургучом. Ну что за розыгрыши?

– Кто оставил-то?

– Да парнишка какой-то, курьер, наверное. Не доложился. Буквально минут десять назад, я уж не стал подниматься.

– Ну да. А спросить и записать, конечно, было нельзя.

– Ну дык… – развел руками охранник.

«Бездельник», – подумал Лёня, убирая конверт в портфель.

– Ладно. Спасибо. До свидания.

– До завтра, Леонид Саныч, хорошего вечера.

Лёня вышел на крыльцо офисного здания. Уже давно стемнело, работники разошлись по домам, и свет горел только в нескольких тоскливых окнах. Леонид Саныч, руководитель отдела логистики, всегда уходил самым последним. Следил за бездельниками, которые