Вы кладете свою жизнь на алтарь, вы хранителюдей и стоите друг за друга… ну попробуй так же посмотреть на меня, пусть дажея ведьма, пусть я твой враг! Вы ведь иногда можете — понять. Как понял АнтонГородецкий… собрав чудовищную Силу ради одного — не пускать ее в ход. НоАнтоном я могу лишь восхищаться как настоящим врагом, а тебя я люблю, люблю,люблю! Ну пойми же ты, и шагни ко мне, сволочь ты любимая, гадина ты моя милая,враг мой единственный, придурок ты мой ненаглядный!

— Придурок! — крикнула я.

И лицо Игоря исказилось такой чудовищноймукой, что я поняла — все.

Свет и Тьма.

Добро и Зло.

Это лишь слова.

Только мы говорим на разных языках, и никак непоймем друг друга — пусть и хотим сказать одно и то же.

— Уходи. Или я уничтожу тебя.

Он произнес эти слова — и вышел из Сумрака.Его тело потеряло очертания, размазалось, чтобы тут же возродиться уже вчеловеческом мире, рядом с мальчишками-артековцами. И я бросилась следом,выдираясь из своей тени — если бы можно было так же легко выйти из самой себя,из своей сути, из своей судьбы!

Я даже успела увидеть, как появившись вчеловеческой реальности Игорь подхватил почти коснувшуюся пола гитару, набросилна свое искаженное болью лицо «паранджу» — не знаю, как ее Светлые именуют, ивывел из транса мальчишек. Оказывается, он их погрузил в ступор, уходя вСумрак. Чтобы не испугались внезапного исчезновения вожатых…

Как ты там говорила, Наташка?

Надежность?

Да. Надежность.

— Тебе пора идти, Алиса, — сказал Игорь. —Ребята, что надо сказать?

Лишь я видела сейчас его настоящее лицо.Только горе, и ничего кроме горя…

— До свидания, — сказал толстый мальчишка.

— Пока, — сказал Алешка.

Ноги были как ватные. Я оторвалась от перилверанды, на которые облокачивалась… сделала шаг.

— Прощай, — сказал Игорь.

Темно.

Это хорошо, что темно.

Не надо тратить силы на паранджу. Не надопритворяться веселой. Надо лишь следить за голосом. Слабый свет в окне —мелочь.

— И тогда они разделились на Светлых, иТемных, — сказала я. — И Светлые считали, что надо отдавать свою жизнь нарастерзанием другим. Что главное — отдавать, даже если берущие недостойныэтого. А Темные считали, что надо просто жить. Что каждый заслуживает того,чего он добился в жизни, и не более.

Они молчали, девочки мои глупые… человеческиедетеныши, среди которых не нашлось ни одной Иной. Ни Темной, ни Светлой. Николдуньи, ни ведьмы, ни даже вампирши…

— Спокойной ночи, девчонки, — сказала я. —Хороших вам снов, а еще лучше — никаких снов не надо…

— Спокойной ночи, Алиса…

Сколько голосов. Даже удивительно. Это ведьдаже не сказка, это притча, которую знает каждый Иной. И Темный, и Светлый. Ноне спали… слушали.

Я была уже в дверях, когда голосок Наташиспросил:

— А когда будет затмение — это страшно?

— Нет, — сказала я. — Это совсем не страшно.Только немножко грустно. В своей комнатке я в очередной раз взяла мобильник.Набрала номер

Завулона.

«Абонент временно недоступен…»

Где же ты можешь быть, Завулон? Если твойхваленый «Иридиум» не принимает мой звонок? Где же ты, где?

Я не люблю тебя, Завулон. И, наверное, вовсене любила. Кажется, я лишь теперь поняла, что это такое — любовь. Но ведь тыменя любишь! Ведь мы были рядом, нам было хорошо, ты подарил мне весь этот мир…и коньки в придачу… ну ответь! Ты мой начальник, ты мой учитель, ты мойлюбовник, так скажи — что теперь делать? Когда я осталась наедине со своимврагом… и своим любимым? Убегать? Драться? Умереть? Что мне делать, Завулон?

Я вошла в Сумрак.

Тени детских снов колебались вокруг.Пиршество… потоки энергии. И светлой, и темной. Страхи и печали, тоска и обиды.Я весь «Лазурный» насквозь вижу. Вон обижается во сне мальчик Димка, которогодрузья не позвали пить лимонад. Вон у маленькой неутомимой девочки Ирочки попрозвищу «Энерджайзер» кто-то спер надувной плавательный круг, и она тихохнычет в подушку… Вон потеряла в странных темных закоулках сна своегомаленького брата мой верный энергетический донор Наташка, и бегает теперь в егопоисках, и плачет…

Не хочу я собирать Силу. Не хочу готовиться кбою. Не хочу ничего.

— Завулон! — закричала я в колеблющуюся серуюмглу. — К тебе взываю! Завулон…

Нет ответа.

Легче было тетушке Полли докричаться до ТомаСойера, забравшегося ручонкой в банку с вареньем, чем мне — до Завулона.

— Завулон… — повторила я.

Не так я представляла себе эту ночь… не так.

Игорь… Игорь…

Что ты сейчас делаешь? Копишь Силу?Советуешься с премудрым Гесером? Или сидишь, тупо глядя в зеркало… как ясейчас…

Зеркало-зеркало… может мне погадать?

Я не сильна в гадании, но иногда у меняполучалось увидеть будущее…

Нет.

Не хочу.

Я знаю, что ничего хорошего там нет.

Они пришли на пляж, когда затмение уженачалось.

Визжали мои девочки, вырывая друг у другатемные стекла. Они не понимали, почему я не прошу стекла. Девочки-девочки… чтомне ослепительный солнечный свет? Я могу смотреть на убывающее Солнценевооруженными глазами.

Прыгали вокруг Игоря, торопили его, мальчишкичетвертого отряда. Они не понимали, почему их любимый вожатый не спешит. Непонимали, почему он вел их на пляж таким долгим и кружным путем.

Я — понимала.

Видела сквозь сумрак неяркие вспышкиотбираемой Силы.

Что же ты делаешь, Игорь… враг мой любимый…

Шаг — и тускнеет улыбка на очередном лице. Вотперестал радоваться примирению с другом непоседливый десятилетний задира. Вотзабыла про найденную на берегу черную ракушку одиннадцатилетняя непоседа. Вотперестал думать об обещанном вечером свидании серьезный мужчина пятнадцати лет.