К. П. Победоносцев

Его жена вспоминала: «Чрезвычайно любил, Фёдор Михайлович посещать К. П. Победоносцева; беседы с ним доставляли Фёдору Михайловичу высокое умственное наслаждение, как общение с необыкновенно тонким, глубоко понимающим, хотя и скептически настроенным умом…» [Достоевская (изд. 1971 г.), с. 355] Достоевский, судя по переписке с Победоносцевым (Известно 8 писем Достоевского к Победоносцеву и 40 писем Победоносцева к писателю), высоко ценил его советы, делился с ним «секретами» своего творчества. Характерно в этом плане ответное письмо Достоевского к Победоносцеву от 24 августа /5 сент./ 1879 г. из Эмса в разгар работы над романом «Братья Карамазовы», который, как это всегда и бывало, уже печатался в РВ: «Мнение Ваше о прочитанном в “Карамазовых” мне очень польстило (насчет силы и энергии написанного), но Вы тут же задаёте необходимейший вопрос: что ответу на все эти атеистические положения у меня пока не оказалось, а их надо. То-то и есть и в этом-то теперь моя забота и всё моё беспокойство. Ибо ответом на всю эту отрицательную сторону я и предположил быть вот этой 6-й книге, “Русский инок”, которая появится 31 августа. А потому и трепещу за неё в том смысле: будет ли она достаточным ответом. Тем более, что ответ-то ведь не прямой, не на положения прежде выраженные (в “В<еликом> инквизиторе” и прежде) по пунктам, а лишь косвенный. Тут представляется нечто прямо противуположное выше выраженному мировоззрению, — но представляется опять-таки не по пунктам, а, так сказать, в художественной картине. Вот это меня и беспокоит, то есть буду ли понятен и достигну ли хоть каплю цели. А тут вдобавок ещё обязанности художественности: потребовалось представить фигуру скромную и величественную, между тем жизнь полна комизма и только величественна лишь в внутреннем смысле её, так что поневоле из-за художественных требований принужден был в биографии моего инока коснуться и самых пошловатых сторон, чтоб не повредить художественному реализму. Затем есть несколько поучений инока, на которые прямо закричат, что они абсурдны, ибо слишком восторженны. Конечно, они абсурдны в обыденном смысле, но в смысле ином, внутреннем, кажется, справедливы. Во всяком случае очень беспокоюсь и очень бы желал Вашего мнения, ибо ценю и уважаю Ваше мнение очень…»

Любопытно, что после выхода всего романа в свет некоторые читатели и критики стали проводить параллели между Великим инквизитором и Победоносцевым.

Обер-прокурор после смерти Достоевского ходатайствовал перед государем о пенсии его семейству, был назначен опекуном его детей, общался и переписывался с А. Г. Достоевской.

Погосский Александр Фомич

(1816–1874)

Литератор, издатель журналов «Солдатская беседа» (1858–1863), «Досуг и дело» (с 1867 г.), автор многих «солдатских» произведений, в том числе и книги в 3-х т. «Оборона Севастополя. Беседы о войне 1853–1855 гг.» (1874). Достоевский упомянул его имя в статье 1861 г. «Книжность и грамотность»: «Есть у нас и еще один “народный” писатель, г-н Погосский. Он, правда, пишет преимущественно для солдат. Но о нём мы намерены говорить особенно. Г-н Погосский довольно исключительное явление в нашей “народной литературе”…» Выполнить своё обещание поговорить отдельно и подробнее о творчестве Погосского Достоевскому не удалось. Именно Погосскому принадлежала идея сборника «Складчина», в котором принял участие и Достоевский.

Подпольность

Одна из трёх (наряду с двойничеством и мечтательством) доминант человеческой души, присущих многим героям Достоевского. Подполье как способ ухода от людей было присуще уже некоторым ранним героям Достоевского, например, — Ордынову из «Хозяйки» (1847). Но наиболее полно тема «подпольности» была разработана, исследована художественными методами, конечно же, в «Записках из подполья» (1864). Именно здесь была раскрыта писателем суть подполья, появилось понятие Подпольный человек, которое не имело никакого отношения к «тайным заговорщикам». По убеждению Достоевского, подпольность была присуща большинству «думающих» людей и позже, в 1875 г, в подготовительных материалах к «Подростку» он сформулирует: «Я горжусь, что впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону. Трагизм состоит в сознании уродливости. <…> Только я вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться!..» [ПСС, т. 16, с. 329]

Черты подпольности особенно ярко выражены в образах Раскольникова, Крафта, Кириллова, Ивана Карамазова и некоторых других героев Достоевского из произведений, написанных уже после «Записок из подполья».

Покровский Михаил Павлович

(1831–1893)

Коллежский асессор, один из руководителей студенческого революционного движения 1860-х гг., знакомый Достоевского. Е. А. Штакеншнейдер вспоминала, как однажды Достоевский жаловался её, что Покровский плохо к нему относится и якобы накричал на него, хотя на самом деле Покровский был поклонником Достоевского ещё со студенческой скамьи. Как потом объяснил сам Покровский, это, наоборот, писатель на него накричал: «Конечно, я поверила от всей души, слишком я знала Покровского, да и Достоевского знала. Не Покровский ли и меня научил поклоняться Достоевскому, так сказать, открыл мне его и в его произведениях открывал такие горизонты, которые без него были бы для меня совершенно недоступными? Не ради ли него я возобновила и знакомство с Достоевским? И он повторил мне весь свой разговор с ним и не мог прийти в себя от удивления, как сам он нагрубил и в самую адскую погоду и в самый неурочный час пошёл, вернее сказать, забежал вперёд, чтобы себя оправдать, но перед кем же и для чего? Мы оба ведь его любили и простили бы ему и не то ещё. Но он чувствовал себя виноватым…» [Д. в восп., т. 2, с. 373–374]

Достоевский в письме к той же Штакеншнейдер от 15 июня 1879 г. упомянул имя Покровского и просил передать ему «что-нибудь хорошее». Покровский в день смерти Достоевского навестил его.

Полетика Василий Аполлонович

(1820–1888)

Подполковник, управляющий рудниками и заводом Змеиногорского края. Достоевский бывал у него в гостях в Змиеве вместе со своим другом бароном А. Е. Врангелем в июле 1855 г., а в 1856 г., судя по его письму к Врангелю от 25 мая, навещал Полетику и один. Вскоре Полетика переехал в Петербург, занялся журналистикой, сотрудничал в СПбВед, «Северной пчеле», издавал «Биржевые ведомости» (1876–1879), «Молву» (1879–1881). Имя его упомянуто в фельетоне Достоевского «Из дачных прогулок Козьмы Пруткова и его друга» (1878), в записных тетрадях тех лет. Лично они встречались по крайней мере один раз — на литературном обеде в Петербурге 13 декабря 1877 г.

Поливанов Лев Иванович

(1838–1899)

Педагог, директор частной (Поливановской)