ехидства, так свойственного обойдённому? Мол, вот раз теперь так подозвали, возвышая, вот и страдай-гори! Иль тут скорее во главе угла именно страх сплошь в отношении того, а как же следует теперь себя и здесь вести? Петь славословия и жутко — сверх панически бояться, что вдруг услышат, подзовут, и тогда тоже вот такой, слепящий, обжигающий огонь охватит? Вся ситуация, и в целом выглядит достаточно нелепо. Позиция таких, кого бы, как понятно, надо как избранников Божественных, по сути, постоянно славословить, начинает выглядеть так, словно бы такие, уж конечно, впереди иных, и вот таким бы надо, вроде бы, завидовать, моля себе хоть что-то, но, одновременно, там, вот такие, вот так, и даже приблизившись, словно бы сгрудились кучкой где-то в стороне, и не иначе как и шаг вперед боятся сделать, чтобы подойти поближе, а если так тут всё, то как же все такие могут за кого-либо хоть что-нибудь Вершителю Всего сказать, хоть что-то из того, что просят через образ, на который молятся, а попросить? При этом сам сияющий Божественным Сияньем, религиозные истории такого рода достаточно по-разному описывают то, как Высший Свет реагирует на всё такое, с приближением призванных происходящее. То, что Сияющий, Вершина Бытия, таким не очень-то доволен, это-то понятно. Но чем всё вот такое обернётся, например, объясненьем ли тому, кто подойти не смог, а почему такое получилось, иначе говоря, в чём тут вина того, горящего и ослеплённого, и почему вспыхнувшему там приходится такое бремя на себе нести, или предельно безразличным и сторонним отстранением от так провинившегося, мол, сам сначала стань таким, чтобы сподобиться и подойти, а уж потом начнёшь с призывами взывать, о чём-либо там так и с мукою скорбя. Есть варианты, при которых объясненье почему и в чём вина сопровождаются каким-то там, и о котором всё расскажут, наказаньем, а может скажут, чем теперь особо следует пред всеми отличиться, чтобы добиться вот такого права подойти. Ну, в общем, если вспоминать, то вариантов набирается немало, да, в общем, всё вот это и звучит, и выглядит достаточно нелепо. Особенно все эти выдумки о том, что, истинно, Великий и Могучий там один в великой пустоте, и, может, очень этого хотел, чтобы нашёлся кто-то, кто бы смог приблизиться, да вот все, кого так подзывает подойти, настолько недостойны что никак не можем должное преодолеть и хоть немного ближе подойти, чтобы составить там Вершине Бытия достойную компанию. Кстати, это тем более на ерунду похоже, что найдётся и по самой малой мере несколько, зовущих устремляться в Рай, почти рекламных утверждений, и при всём том от довольно разных о всём вот таком вещающих религий, где там, в Раю всё подаётся так, что там, в Раю, достойных встретят те, кем эта-та религия обычно и гордится, и будут там такие обитатели сиять великим Светом, находясь в кругу внимания Всевышнего Божественного почитания. То есть, как будто и в прямую, непосредственно с Богом общаясь лично. И, при всём этом, по рассказам судя, все такие вот так там так может даже Светятся, но, точно не страдают, не горят. Так что вопросов тут действительно на первый взгляд гораздо больше, чем ответов. Что же касается того, из объяснений, которое и выглядит, и подаётся здесь как будто самым главным из приоритетных — что это так горит та грязь пожизненная, плотская, которая тех призванных и в тот момент, когда призвали, или же ещё при жизни, при молитвах покрывала, а может, раз уж говорим о мире уж не бренном, мире сплошь духовном, то так пылает след от недостойных чаяний и грязных замыслов и замаравших устремлений, то как такому даже повод есть возникнуть-появиться, раз вот такой вот некто был отмечен правом подойти к Пресветлому, Вершине Света ближе остальных? Какие же тут могут быть, марающие пред Ликом Божественным, и недостойные дела, порочащие душу, и мысли грязные, способные стать для чего-либо подобного причиной? Вот если вновь вернуться к плотскому, материальному, то тут ещё хоть что-то, а пытается как будто проступить. И с этим, может быть, и есть необходимость хоть немного разобраться. И так, что там так однобоко проступило? Идея, в сущности, вся в том, что там горит так грязь от плоти, а потому и надо так неоднократно и старательно, по сути, перед каждым из молений мыться. То, что Креститель в этих, подобных начинаниях не понял ничего, во всяком случае, до слушавших ни пол слова толкового в таком вот русле не донёс, это понятно. У Мухаммада в этом плане, в целом, гораздо более толково действие расписано, руководящее, по сути, указание требует от молящегося омывать себя фактически пред каждою молитвой. Но то, что понимания тут тоже, скажем мягко, небогато, об этом ярче всего говорит и то, к примеру, что если нет воды, то омывать себя разрешено песком. Насколько понимаю, воду-то, уж точно, не песком при вот таком-то омовенье заменять! Песок есть прах земной, а если уж омылся пред моленьем, то как раз прах тленный с тела, и насколько только можно полно удалил. Или, во всяком случае, пожелал так удалить. А в этом помощью только одна вода, и точно уж ничто иное! Именно вода, согласно Торе, изначально существующая ещё до начала самого Творенья, там, в той непроглядной Тьме, и существует в сотворённом мире для того, чтобы какое-то там плотское одно могло перемещаться в мире, образуя плотское другое. И вот, если так, как надо и достойным образом омылся, при этом именно водой, подобное позволит телу вымытому освободить всё, так, либо иначе, но пока ещё живое, от неживого. А чего, какого неживого, или стороннего живого и не относящегося к жизни тела? Тут-то ответ предполагает в качестве возможных варианты самые различные. И первый из таких — самая обычнейшая и пожизненная грязь из окружающего мира. Так замараться можно очень изобильно, всяким и довольно разным, но всё это сплошь лишь материя из мира и никак не связанная с телом, с жизнью тела напрямую, такое всё, быть может и наполнено какой-то жизнью, а быть может и нет, но, раз возжелал воспылать в молении, взирая в сторону Бога и Света плотью своей, то от такого, судя по всем признакам, благоразумнее всего будет избавиться. Теперь о том, что раньше было частью плоти собственного тела. Тут тайны нет, жизнь так устроена, что всё состоит из постоянных, непрерывных перемен, одно, что было ранее живым, уходит, так как