Она положила перо на стол.

«Ваша светлость, мне хочется освободить вас от добровольно взятых вами на себя обязанностей. Вы предложили мне вашу помощь — сопровождать меня во время моих посещений самых бедных и опасных лондонских районов. Разумеется, в таких случаях без защиты никак не обойтись». — Маргарет остановилась, не зная, что говорить дальше, надо было придумать нечто такое, что позволило бы ей отказаться от его помощи. «Я решила прибегнуть к услугам лондонских полицейских. Пусть это будет несколько дороже, зато это избавляет нас обоих от очевидной неловкости». Она вздохнула. Нет, не годится! Надо было лишить его возможности самому разорвать с ней отношения. Ведь если она не бросит его первой, он может это сделать, когда она полюбит его по-настоящему и когда их разрыв точно разобьет ее сердце.

Потом он поклонится, молча признавая ее правоту, а она найдет утешение, выпив где-нибудь в уголке большой бокал вина.

Маргарет снова взяла перо и написала весь их диалог, иногда поправляя слова или переставляя их для того, чтобы они звучали убедительнее и благозвучнее.

Все это время, пока она писала, она говорила себе, что с ее стороны это проявление малодушия, что она совершает самую большую ошибку в своей жизни, что она боится своих чувств, что она неверно оценивает сложившееся положение.

Что она вообще не права.

— Ваша светлость, можно мне позвонить, чтобы подали чай? — в отчаянии взмолился Мичем. Лашем поднял голову, отрывая взгляд от бумаг на столе, и посмотрел на усталого секретаря.

— Да, конечно. — Он потер указательным и большим пальцами переносицу. — Который теперь час?

— Почти пять, ваша светлость.

Пять. Итак, он сидел за рабочим столом в своем кабинете уже шесть часов. Точно так же было вчера и позавчера. Вот так за работой он провел целую неделю, неделю, в течение которой он ни разу не видел Маргарет.

Все это время его неотступно преследовал ее образ, он никак не мог от него избавиться. Маргарет, словно живая, все время стояла перед его глазами.

— Да, Мичем, велите, чтобы подали чай. Давно пора было сделать перерыв.

Заметив, с какой радостью и явным удовольствием всегда невозмутимый Мичем встретил его слова, Лашем, если бы мог, рассмеялся, но ему было нисколько не смешно.

Что же с ним происходит? Чем он тут занимается? Нет, то, что было между ним и Маргарет, невозможно забыть. Но он и не хотел ничего забывать. Напротив, ему хотелось не только, чтобы все это повторилось, но и чтобы их отношения продолжали развиваться дальше. Ему хотелось большего…

Это были слишком яркие и сильные переживания, он был в недоумении. Неужели все зашло так далеко? А что, если все зайдет еще дальше, как ему быть?! Хуже всего было то, что Маргарет не написала ему ни строчки, ни одной записки. Она больше не просила его сопровождать ее ни в художественную галерею, ни куда-нибудь еще, она так же не просила его помочь ей в ее рискованных вылазках в бедные кварталы Лондона.

Если бы он узнал, что она без него все-таки ездила в бедные лондонские районы, то он был бы вне себя от гнева. При одной мысли, что она может попасть в опасность, он приходил в тихое отчаяние, но ничего не мог с этим поделать.

Впрочем, он доверял ей, верил данному ею обещанию, что без него она не поедет ни в какие опасные места. Каждый раз, когда Лашем слышал стук отворяемой входной двери, он еле заметно вздрагивал, затем прислушивался к бормотанию дворецкого, который встречал посетителей, а каждое письмо с незнакомым почерком заставляло его сердце взволнованно биться — не от нее ли оно?

Учитывая его многочисленную корреспонденцию, волноваться при виде незнакомого почерка ему приходилось довольно часто.

Понимая, насколько это глупо, Лашем с головой ушел в работу, лишь бы не думать о Маргарет… не думать о его чувствах к ней… Но стремясь о ней забыть, он все время невольно о ней думал. Ему хотелось быть сильнее своих желаний.

Однако это работало плохо. Точнее почти не работало.

Лашем поморщился. Как же это глупо с его стороны! Он рассеянно просмотрел стопку деловых бумаг: финансирование нововведений в его огромном хозяйстве; очередной законопроект, который он хотел вынести на обсуждение в палате лордов; письма от многочисленных родственников с просьбами о денежной помощи.

Дел, которые могли бы целиком его занять, было невпроворот; несмотря на это, в уголке его сознания все время копошилась одна и та же мысль — о ней, о Маргарет.

Похоже, мысль постараться о ней забыть оказалась не самой лучшей, тем более Лашем знал, что она ничего от него не хочет, и это должно было охладить его пыл и страсть. Но, похоже, доводы рассудка слабо действовали на его чувства.

Однажды утром он почти собрался, чтобы поехать в картинную галерею в надежде увидеть ее, но в последний момент отказался от этой затеи. Что же его так испугало? Нежели он боялся, что этим самым он откроет ей свои подлинные чувства?

Лашему захотелось, чтобы Маргарет оказалась здесь, рядом с ним, чтобы она, умеющая так хорошо выражать свои мысли на бумаге, помогла ему разобраться в его переживаниях, внести порядок в ход его мыслей.

А может быть, все было намного проще. Она просто была ему нужна.

Но тут вернулся Мичем. Усеявшись с довольным видом за стол, он не без удовольствия произнес:

— Ваша светлость, чай скоро подадут.

Какой, к черту, чай?! Почему он так нерешителен? Нет, пора браться за то, что его так сильно волновало, хотя с другой стороны…

— Есть ли на сегодня приглашения? Что-нибудь интересное?

Мичем удивленно приподнял брови:

— Конечно, есть, ваша светлость. Но вы ведь сами мне велели отвечать на них вежливым отказом. Впрочем, если вы передумали…

— Да, извините меня, Мичем, я передумал. Найдите какой-нибудь званый вечер или бал, на котором будут все сливки лондонского света.

— Понимаю, понимаю, ваша светлость, — торопливо проговорил секретарь, вопросительно поглядывая на герцога, но благоразумно воздерживаясь от явно ненужного вопроса. Лашем вздохнул про себя с облегчением: он не смог бы дать Мичему никакого вразумительного объяснения, а говорить правду он, конечно, не собирался.

Ну что ж, если Маргарет не искала встречи с ним, тогда он будет искать встречи с ней. Их отношения все более и более напоминали увлекательное приключение, а разве не это она когда-то ему обещала?