— Ты ошибаешься, ты так ошибаешься, Раш. Ты будешь жалеть! За то что расправился с невиновным, — крик стоял в ушах еще долго, даже когда разрисовал его «от» и «до». Ох и дорвался же.

И когда уже он без сознания упал на землю, я услышал слова друга со спины.

— Добро пожаловать, папа.

Сплюнул на грязный подвальный пол и вдохнул с чистой совестью. Я был осторожен, цветочек. И враг обезврежен.

В ходе разговора я узнал, что недовольных было много. Но Николин умело лавировал между препятствиями, и собрал флеш-рояль на покерном столе.

— Все будут рады, что слухи не подтвердились. Я до последнего не верил, что тебя уже нет. Газеты шумели, по новостям передавали. Представляешь? — опустил лицо в распахнутые ладони и тяжело выдохнул. — Не верил. И не зря.

— Я же бессмертен, помнишь?

— Да помню, гаденыш же! А Бог забирает лучших, — это был наш «тост».

Обычно пили мы так за родителей. За всех, кто погиб из-за нас. Николин так вообще потерял сына. Вот такая цена шикарной жизни. Во всех оттенках красно-бардового. Наша огромная пробоина в душе.

Мы напились так, что уснули прямо на диване. В самых неудобных позах, но мужикам положено. За встречу. Я, черт возьми, скучал по таким вечерам.

РАШИДОВ

Мы ехали на конспиративную дачу прямо с утра. Охраны целый батальон, все-таки хоть Мор и свой, но есть и друге. Что им мешает взять заказ у нескольких? Пожалуй, ничего. Мысли о том, что скоро увижу свой цветочек, навязчиво витали в голове. Настолько сильно ощущал ее присутствие уже сейчас, что на пальцах оседали фантомные касания к бархатной коже.

— Значит, Макарский хочет войны, — достал сигару и прикурил. Прости, мам, обещал. Все помню как сейчас, но иначе уже это переваривать просто невозможно. Она всегда была против. Все пугала раком легких, эх.

— Он хочет власти, Раш. Это страшнее, чем война, поверь мне. Слушок прошел, что он метится выше, — Николин показал пальцем вверх.

— На тот свет, что ли?

— На место того самого, — пренебрежительно фыркнул, наливая себе новую порцию виски. — Похмелиться святое дело. Ты как?

Ясно. То есть в Думу хочет, а там по своим каналам все ближе и ближе к абсолютному достижению всепоглощающей власти. Не дурак. А как еще добиться такого продвижения настолько быстро? Имея «своих» людей как в законе, так за ним. Власть — это всегда деньги, впрочем, как и война, тут нужно иметь покровителей, которые удачно все организуют и сунут тебя в заветное кресло. Мало кто понимает, что потом придётся расплачиваться со своими конечными бенефициарами совсем не деньгами, а пожизненным рабством.

— Я пас, — сжал в руках металлическую зажигалку — подарок отца. — Надо убирать его, Николушка.

Друг все понимал. Мы ввязывались в серьёзную заварушку. Одно дело прихлопнуть своего. Другое дело прихлопнуть политикана, который прикрыл свою задницу важными цацами. Не сегодня-завтра нагрянут к нам и повяжут за спланированное убийство. Так что все по уму делать будем. Комар носа не подточит.

— Понял. Принял, Арслан.

Если человек не понимает иначе, если не видит берегов, то, увы, другого выхода нет и быть не может.

Подъезжая к дому, я сразу предупредил друга:

— Не пугай девчонку, понял?

Николин вытянулся в лице, еще и состроил оскорбленный вид.

— Раш, твоя племяшка катается у меня на плечах с трех лет, чего это я ее напугать могу? — откинулся на сидении и засмеялся.

— Я о другом человеке говорю.

Такого уж удивленного лица у Николина я не видел никогда. Пожалуй, разрази меня на месте гром, он бы удивился меньше. Да, я и сам удивлен, что опять обозначаю ориентиры, четко разграничиваю допустимое и запрещенное, но мне это жизненно необходимо. Чувствовал, что так и должно быть. Осталось дело за малым, разрешить весь пиздец окончательно, и забрать ее к себе без боязни показать на людях.

Да и еще одна проблемка имелась.

— Девушка. У тебя?

— Да, и она моя. Так что глаза заправь вовнутрь.

Надя стояла у дома и нетерпеливо вышагивала из стороны в сторону. В этом она вся, аж дыхание перехватывало от открывшегося вида. Легкое платье и распущенные волосы, и безумно горящий взгляд. Стоило ей взглянуть в сторону машины и выхватить глазами меня, так и потерялся я во всем этом. Она сорвалась с места мгновенно, и с таким нетерпением бежала в мою сторону, что нечто в груди болезненно сжалось. Нечто слабо мне понятное и абсолютно незнакомое. И только когда вихрь из разношерстных запахов моей девочки достигнул носа, а она сама повисла у меня на шее, крепко сжимая маленькими ручками, если сравнивать с моими лапищами, я понял одну нехитрую истину — хорошо, когда тебя ждут. Когда вот так рады видеть.

Хреново во всем этом только одно. Кто-то смел забить в угол замечательного человека, измываться над девушкой, поднимать руку. Я, черт возьми, слишком обезумел в отношении нее, чтобы спустить на тормозах.

В гневе я не знал границ никогда, а если человек заслужил, он получит все и чуточку больше, если дело касается тех, кто под моей опекой.

— Все нормально? — прошептал в волосы, упиваясь божественным запахом. Фигурка сцепила меня сильнее, а потом очень тихо по слогам прошептала.

— Все. Нор-ма-льно.

Нормально. Конечно, нормально, я всем чуть ли не смертью пригрозил, чтобы с тобой все было нормально.

Надя схватила меня за лицо и прошептала у губы:

— Я волновалась.

— Как видишь, сдержал обещание.

Схватил за шею и прижался губами к виску.

— Как Аиша?

— Она чудо…мы занимались с ней языками. Она может уже бегло рассказать о себе на арабском, — с таким упоением рассказывала мне об обычных вещах, что я на мгновение забыл о чертовом дамокловом мече, висящим над головой. Пальцами цеплялась за мою футболку. Все водила подушечками по ключицам, неотрывно следя за моей реакцией. Раскрыл я ее почти полностью, все равно тушевалась передо мной в голом виде. Но открыто заявляла о желании — в этом был несравненный плюс.

Все реальность сузилась до сверкающих небесно-голубых глаз и розового пухлого ротика, в который безумно хотелось впиваться, вгрызаться.

— Вау! Та самая прекрасная сеньорита. Прощу простить мой французский, других не знаем, — Николин подошел со спины беззвучно, от чего Надя дернулась в моих руках.

— Здравствуйте, — пальчики резко соскочили с груди, но я перехватил руку.

— У нас есть что-то пожрать? — придвинул ее к себе.

Надя странно долго смотрела на Николина с примесью страха и узнавания. На мой вопрос не отвечала.

— Надя? — развернул ее к себе и поддел пальцами подбородок. Николин быстро ретировался, понимая, что явно лишний. За это я его и ценил. Хоть и бывало, что лез туда, куда не следует, но в остальном — считывал меня как раскрытую книгу. Даже говорить иногда не приходилось, потому что работал на опережение.