– Беспалый Иван Михайлович, тридцать семь лет. Живет в Москве.

– Вас спрашивают о гражданстве!

– Гражданство российское... Да какое это имеет значение?

– Характер ранения?

– Вроде бы в ногу...

– Повреждена ли кость?

– Откуда же я знаю! – уже от нетерпения вспылила Надежда. – Нужно спасать раненого!

Женщина куда-то позвонила, пожалуй, с полминуты докладывала кому-то на французском, после чего зачем-то пожала руку Надежде.

– Я готова пойти вместе с вами, – сказала Надя. – Раненый находится в какой-то гримерке.

Девица перевела и тут же сообщила ответ:

– К сожалению, мы не можем сейчас войти в захваченное террористами здание и оказать помощь.

– Почему? – обескуражилась Надежда. – Есть же международные правила! Конвенции!

– Террористы не соблюдают конвенций, – был ответ. – Они ведут войну без всяких правил.

– Но ведь можно попытаться! – Надежда не могла подобрать слов от возмущения. – Вы имеете право!

– Без специального разрешения мы не имеем права исполнять свои обязанности. – Девица почему-то смотрела на нее с неприязнью.

– Тогда получите это разрешение! Звоните! Почему вы не звоните? Получайте и исполняйте! Вы хоть пытались? Кто может дать разрешение?

– Мы можем сами стать объектом нападения террористов, – кажется, порола отсебятину недовольная девица. – Велика опасность оказаться в заложниках.

Чернокожий француз, должно быть, хотел утешить ее, взял под локоток и что-то забормотал, повел к машине.

– Да идите вы!

Надежда оттолкнула его и пошла в сторону, однако француз догнал и приобнял за плечи.

Его блестящая физиономия показалась ей мерзкой.

Надежда отпрянула, влепила ему пощечину и не спеша удалилась прочь.

Тот затараторил что-то радостное и восхищенное.

Игорь Александрович достал из шкафа какие-то документы, сунул в карман, прихватил свой посох и вышел из квартиры.

Нижняя соседка подстерегала его за своей дверью и явилась, едва он поставил ногу на площадку.

– Скажу вам по секрету, Игорь Александрович, – зашептала она. – Вы знаете, что мне пришло приглашение из Германии? Теперь я могу переехать в эту страну!

– Счастливого пути, – обронил он, намереваясь пройти мимо.

Соседка схватилась за посох, но тут же испуганно отдернула руку.

– Ой, что это?

– Что?

– Почему у вас такая горячая палка?

– Нагрелась от рук.

– Какие же у вас горячие руки!.. Мне надо вам кое-что сказать, Игорь Александрович...

– Только быстро, я спешу.

– Я ждала вас, чтобы посоветоваться! Да, мне в Германии выделят квартиру за счет правительства и дадут пенсию. По старости. Это очень высокая пенсия!

– Замечательно...

– Но вы представляете, что значит переехать? Что я стану делать с квартирой? С имуществом? Куда я дену библиотеку? Вы же знаете, сейчас никому не нужны книги! Только из-за них я бы осталась жить в этой стране. Но здесь становится страшно!

– Простите, мне нужно идти. – Он пристукнул посохом и пошел вниз.

– Куда же вы ночью, Игорь Александрович? В Москве очень опасно!

– У меня есть палка! – бросил он на ходу.

Надежда сидела на кухне у Марины – ноги в тазу с горячей водой, шея обмотана шерстяным шарфом, на плечах теплое детское одеяло, в руках кружка с пуншем. О всех впечатлениях от последних событий уже было рассказано, наступил момент раздумий, отягощенный безвыходностью, от которой все уже кажется глупостью.

Напряженное молчание разрядил Артемка, внезапно влетевший на кухню.

– Надя! – Он с разбега прыгнул ей на колени. – А я тебя во сне вижу. Ты мне все снишься, снишься!

– Это что за явление? – строго спросила мать. – А ну в постель!

– Погоди! – оживилась Надя. – Мы же давно не виделись... Ну, и что тебе снится?

– Как мы с тобой в бадминтон играем! – обнимая Надежду, прошептал Артемка. – Волан летит высоко-высоко! А ты ракеткой попасть не можешь! И смеешься... – И шепнул на ушко: – И такая красивая!

– Так! Марш спать! – прикрикнула Марина. – Когда взрослые разговаривают, тебе нечего тут делать.

Артемка вел себя по-мужски, то есть невозмутимо.

– Вы же не разговариваете. Вы же сидите и молчите.

– Мы думаем. Быстро в постель! Сейчас отец проснется, и будет тебе!

– Надь-Надь, ты же у нас спать останешься? – заторопился мальчик выяснить все важные вещи.

– У вас, Артемка...

– Это очень хорошо. Я встану и снова тебя увижу.

– Встанешь и увидишь, – пообещала Надежда. – А сейчас иди.

Он соскочил с колен, дошел до двери, оглянулся.

– И если ты раньше проснешься, то не уходи, как тогда, – попросил серьезно. – А обязательно со мной попрощайся.

– Обязательно.

Артемка исчез. Вновь наступила напряженная тишина.

– Ладно, – шепотом подвела наконец итог Марина. – Пей пунш, и ложимся. Утро вечера мудренее. Придумаем что-нибудь на свежую голову.

– Думается лучше, когда тебя загнали в угол, – возразила Надя.

– Все равно, пока не начнутся переговоры, в театральный центр никак не попасть, – заявила подруга. – А они могут начаться только утром. И не раньше десяти.

– Утром может быть поздно...

– Иван не ребенок, прошел все «горячие точки». Рану перевяжет. Что там еще? Жгут наложит. Если он звонит Крикалю, значит, в сознании. И не все так смертельно. Потом, он же не один там – полный зал народу. И сколько женщин... и пожилых... Говорят, даже дети есть! А ты все про Ивана, взрослого здорового мужика...

Надежда раскрутила шарф – стало жарко.

– Знаешь, мы как-то привыкли думать сразу обо всех. Я вот ходила возле центра и думала... Если обо всех сразу, значит, ни о ком конкретно, Марин. Мы так никого не спасем и не спасемся...

Марина насторожилась.

– Ну-ка, ну-ка... Это ты о чем?

– Да все о том же. Привыкли весь мир спасать, и никого до сих пор не спасли. А вот если каждый из нас станет думать только об одном человеке... Если бы эта толпа на Дубровке не кричала, не ревела бы, а думала. Каждый человек о каждом... Тогда бы никакого терроризма не было.

– Стоп, назад! – приказала Марина. – У тебя крыша едет.

– Иван оказался там по моей вине. Я не подумала раньше, что может быть... Я об этом!