служить с опущенной головой и осознанием чувства своей вины, – откликнулся мой друг. – Печаль и скорбь мы оставляем для своих павших боевых товарищей. Но и для этого времени у нас практически не остается. Помнишь, как поется в песне о добрых боевых друзьях: «Хочет протянуть мне руку, пока я перезаряжаюсь. Не могу тебе пожать ее».

– Кто ж не помнит слова военного похоронного марша!

– Я о другом, Гельмут. Все мы – люди молодые, многим едва перевалило за двадцать. Жизнь продолжается, а для нас это лучшие годы, и поэтому каждый старается извлечь из этой проклятой войны что-то хорошее. Слышал такое интересное выражение: «Наслаждайся войной, поскольку мир будет ужасен»?

– А он действительно будет ужасен?

– Ответа на твой вопрос, Гельмут, у меня нет. Возможно, нас поджидают некие сюрпризы. Однако лично мне все равно, что там будет, и я намереваюсь до конца исполнить свой долг хотя бы потому, что люблю свою родину. Я верю в будущее Германии, хотя сейчас ситуация и кажется безнадежной.

Мы замолчали и задумчиво стали наблюдать за заходом в Карпатские горы кроваво-красного солнца.

Город Долина, 31 июля 1944 года

День начался мощнейшим огневым ударом немецкой артиллерии. Огненный смерч продолжался всего один час, а затем для проведения атаки в восточном направлении проследовала пехота с танками. Наши «Хорниссе» заняли заранее разведанные огневые позиции еще во время артиллерийской подготовки, и теперь все командиры экипажей старательно выискивали подходящие цели, которых было слишком много.

Русские возвели мощный противотанковый рубеж, который открывал врата в настоящий ад для наступающих немецких танков – многие из них так и остались стоять, объятые пламенем. Досталось и нашим «Хорниссе», стоявшим на высоте, – прямым попаданием была выведена из строя последняя самоходка первой роты, что стоило жизни одному нашему боевому товарищу. И все-таки яростная атака германских войск принесла свои плоды. Русским пришлось начать отход, и через два часа цель наступления была достигнута, а взаимодействие с окруженной ранее горнострелковой дивизией восстановлено.

После обеда наши войска перегруппировались и начали наступление в южном направлении непосредственно на город Долину. Мне было приказано занять огневые позиции на южной окраине этого населенного пункта, и, когда мои «Хорниссе» следовали к месту назначения, уличные бои еще продолжались. По прибытии же нас поджидал неприятный сюрприз – мы с удивлением обнаружили, что действовать нам предстояло в гордом одиночестве. Тут откуда-то спереди, используя придорожную канаву в качестве укрытия, прибежал лейтенант с двумя истребителями танков и с кривой ухмылкой сообщил:

– Нас послали сюда, не зная, что в домах противник оборудовал огневые позиции орудий с раздвижными станинами. Мы, естественно, считали, что нам следует поддерживать атаку пехоты, и, ничего не подозревая, двигались по улице. Внезапно иваны сзади открыли огонь с близкого расстояния по нашим машинам. Вырваться из этого ада удалось только нам троим. Там впереди полным-полно русских. У них есть и 20-мм зенитная пушка.

В этот момент, к нашему счастью, подоспели два отделения горных стрелков. После короткого совещания я решил подъехать со своими «Хорниссами» к пользовавшимся дурной славой домам и накрыть русских осколочно-фугасными снарядами. 20-мм зенитную пушку мы уничтожили первым же выстрелом, и противник бросился наутек. Тогда горные стрелки заняли оставленные неприятелем здания и помогли истребителям танков замаскировать их противотанковую пушку.

Тут показался мотоцикл. По мерному рокоту его двигателя мы без труда определили, что это едет ефрейтор Диль. Ефрейтор затормозил возле самоходки, поднял на лоб пылезащитные очки и, обращаясь ко мне, сообщил:

– Господин лейтенант! Вам надлежит срочно прибыть к майору Цану!

Наш путь вновь проходил по городку, и по бесчисленному множеству убитых солдат можно было догадаться, насколько упорно оборонялись русские. Возле северного выезда из Долины возвышались здания солеварни, рядом с которыми виднелась фабрика по производству карбоната калия. Здесь на небольшом пригорке и расположился штаб 100-й егерской дивизии.

– Меня вызвал к себе майор Цан, – доложил я офицеру для поручений обер-лейтенанту Гайзингеру и поинтересовался: – Что у вас новенького?

Гайзингер пожал мне руку и, указав глазами на невысокого человека с красными лампасами на брюках, пояснил:

– Этот корявый человечек в форме генерал-майора является командиром горных егерей. Ему-то и переподчинен майор Цан со своей группой бронированных машин. Судя по всему, генерал осуществляет общее руководство проводимой нами операцией. Ага, вот и наш командир, он вас заметил. Можете спокойно подойти к нему.

Однако майор Цан сам подошел ко мне и, пожав руку, заявил:

– У меня для вас новая задача. Видите вон там, на юго-западе металлургический завод? Прямо рядом с ним располагается высота 303. Вам следует занять на ней огневые позиции и огнем поддержать атаку нашей бронированной группы. Я добьюсь распоряжения, чтобы вас сопровождала рота горных стрелков.

– Разрешите обратить ваше внимание, господин майор, на то, что на южной окраине города находятся довольно крупные силы русских. Если я со своими «Хорниссе» уйду оттуда, то там для обороны останутся только два отделения пехоты и одна противотанковая пушка.

В ответ майор только пожал плечами:

– Долина для командования больше интереса не представляет. Значение имеет только продолжение наступления в направлении поселка Выгода. Нам во что бы то ни стало необходимо восстановить общую границу с Венгрией. Желаю вам удачи!

На этом разговор был закончен, и я отправился к своему взводу.

«Какая чудовищная вещь все же эта война, – подумалось мне при взгляде на горы трупов убитых солдат на улицах Долины. – Сначала за обладание данным городком в Галиции погибают люди с обеих сторон, а затем оказывается, что это не имеет никакого значения».

Можно только представить огорчение горных стрелков и истребителей танков, когда «Хорниссе» оставили их и направились выполнять новую боевую задачу. Нам и самим было стыдно, когда наши бронированные машины двигались по улицам объятого пламенем города. На юго-западном выезде из него русские окопались в небольшом металлургическом заводе, и нам пришлось снарядами сровнять с землей его постройки. Только тогда иваны сдались, и мы смогли двинуться дальше на высоту 303.

Здесь нас встретили огнем из противотанковых орудий. Однако несколько выстрелов наших самоходок быстро охладили пыл неприятеля, и его пушки замолчали. Пригибаясь к земле, мы с Воятским пошли вперед, а вслед за нами по крутому склону с чихающими и плюющимися от перегрузки моторами стали взбираться «Хорниссы». Внезапно прятавшаяся поблизости русская противотанковая пушка открыла огонь, но ответные очереди из бортовых пулеметов заставили ее расчет залечь. Затем русские попытались вместе с пушкой удрать, но мы помешали им, ведя по ним бешеную стрельбу. В результате иваны бросили свое орудие и понеслись наверх,