Но нет, Джон вёл себя очень благородно. А то, что он говорил… Это всего лишь слова. Не стоит обращать на них много внимания.

В общем, я не знала, чего именно хочу и куда я иду. Точнее, знала: я хочу сказать спасибо Джону за его заботу. И… всё?

Не знаю, дальше посмотрим.

Я вышла в коридор и решительно постучала в дверь с цифрой «5».

Ответом мне была тишина. Я немного послушала её и постучала снова. То же самое.

Нажала на ручку, и дверь неожиданно поддалась. Я приоткрыла её чуть шире, воровато оглянулась и вошла, закрыв за собой задвижку.

Джон спал. Он лежал на животе, засунув обе руки под подушку. Лицо было расслабленным. Разгладилась хмурая складка меж бровей. Я не удержалась и присела рядом, на краешек кровати.

Надо же, а я и не подумала, что он и вправду устал. Даже стыдно стало за своё поведение. Меня вообще-то к нему в сиделки наняли. А я…

Я осторожно провела тыльной стороной ладони по его щеке, а затем не выдержала и коснулась губами его виска, чуть задев полоску пластыря, белеющую на загорелой коже. Потом поднялась, собираясь тихо выйти из номера.

Но не успела.

Я даже не слышала, как он догнал меня. Сильные руки вдруг обхватили мои плечи. Губы судорожно прижимались к шее, щеке, волосам, кажется, совсем не разбирая, куда попадают. Возможно, если б я могла говорить, то велела быему остановиться. Но я задыхалась в тягучем мареве его поцелуев и лишь коротко вскрикнула, когда Джон подхватил меня на руки и понёс к постели.

Не знаю, в какой момент исчезла одежда. Я вдруг ощутила движение воздуха на своей коже. Но тут же Джон накрыл меня своим телом, согревая, успокаивая, убеждая, что всё именно так и должно быть.

Мы растворялись в нашем общем вздохе, общем стоне, в одном движении на двоих, когда не различить, где верх, где низ, где земля, где небо. И лишь Вселенная, что бесконечно велика в своём движении, способна освещать этот вечный путь вспышками сверхновых звёзд, которые рождались и гасли, снова и снова…

– Дай мне пять минут, – попросила я, пытаясь проснуться.

Но Джон продолжал целовать меня, будто, единожды начав, уже не мог остановиться.

За окном стемнело. Даже не знаю, сколько часов мы провели в этой постели, в этом номере, среди звёзд.

Я настолько давно не чувствовала себя такой счастливой, такой наполненной… Настолько давно, что, кажется, никогда.

– Ты, наверное, голодный? – спросила я между поцелуями.

– Очень, – подтвердил Джон, продолжая скользить языком по моей коже.

– Я имею в виду другой голод, – всё же пыталась достучаться до него, уже утрачивая связь с реальностью.

– Всё остальное подождёт, – шепнул он, кусая мочку уха. И я тут же забыла свой вопрос.

– Эй, вы там живы? – вслед за вопросом раздался громкий стук в дверь.

Я замерла испуганно.

– Далтон, ты не вовремя! – Джон нехотя оторвался от меня.

– Пора возвращаться, извини, что отвлекаю, Джон, – кажется, Далтон усмехнулся. Во всяком случае никакого раскаяния в его голосе я не услышала.

– Мы остаёмся здесь, заберёшь нас утром.

– Не получится, Тарифа требует покинуть её воды.

– Пусть Нойлз найдёт место в порту, – теперь уже Джон начинал злиться.

– Слишком поздно, мы должны уйти через час. Я жду у причала.

Далтон ушёл. А Джон громко застонал от разочарования, крепко сжал меня, прежде чем отпустить.

– Я не могу оторваться от тебя.

– Думаю, мы сможем продолжить и на «Аурелии», – улыбаясь, сказала я.

– И правда, в твоей каюте очень удобная кровать. – Джон поцеловал меня ещё раз, затем ещё раз и ещё один, а после направился в ванную за одеждой.

Я тоже натянула футболку, продолжая улыбаться. Просто не могла убрать эту улыбку с лица. Я была беззастенчиво, бессовестно счастлива. И не могла это скрывать. Оказывается, быть счастливой так просто – нужно всего лишь отринуть все сомнения и отдаться счастью.

На катере мы также не отрывались друг от друга. Не знаю, что подумал Далтон, но мы с Джоном целовались весь путь до яхты.

«Аурелия» светилась огнями и была прекрасна на тёмной воде. Катер подошёл к левому борту, и Джон помог мне подняться.

Уже на палубе он снова впился в мои губы, крепко прижимая к себе. Он словно нашёл сокровище, живительный родник посреди пустыни и никак не мог от него оторваться.

– Что здесь происходит? – недовольный женский голос разбил всё очарование момента.

Мы перестали целоваться, но Джон продолжал меня обнимать, то и дело касаясь губами виска.

– Ты привёз с собой портовую девку? А куда подевалась твоя страшная сиделка? – по тому, как менялся голос Меридит – от презрительного до удивлённого – я поняла, что моё инкогнито раскрыто.

Схватилась за голову. Чёрт! Парик! Я совершенно о нём забыла. Вместе с очками и балахоном он так и остался в сумке Джона. Блин, ну как можно быть такой рассеянной? В своё оправдание могу сказать только, что совсем потеряла голову.

– Вот моя сиделка, – Джон ещё крепче прижал меня к себе и снова прижался губами к виску. – София, познакомься, это Мередит. Мередит, это София. А теперь извини, мы очень устали.

Джон, сжимая мою руку,проследовал мимо поражённо замершей женщины. М-да, боюсь, что одним врагом у меня стало больше.

Но Джон не дал мне на этом зацикливаться. На мой вопрос, кто пойдёт первым в душ, он увлёк меня за собой. Мы мыли друг друга, перемежая этот процесс поцелуями, а затем снова занялись любовью, так и не успев добраться до кровати.

На принесённый Питом в каюту ужин мы набросились, словно не ели несколько дней. Я даже не уверена, что разбирала вкус еды. По крайней мере, что именно находилось на подносе, вряд ли сумею вспомнить.

А потом я уснула в объятиях любимого мужчины. Теперь я могу повторять сколько угодно, правда, пока только про себя: я люблю Джона Кэлтона. И мне не важно, что будет завтра, сегодня он тоже любит меня.

Следующие несколько дней промелькнули как цветные картинки калейдоскопа: яркие, красивые и сменяющие друг друга слишком быстро.

Джон был явно увлечён мной и не скрывал этого. Мы почти всё время проводили вместе. Или в каюте, где занимались любовью как сумасшедшие, или на верхней палубе у бассейна.

Мы не могли оторваться друг от друга. Казалось, на окружающий мир наложили какой-то фильтр: куда бы я ни посмотрела, везде видела только Джона. А он, только заходя в помещение, сразу безошибочно находил взглядом меня.

Это было безумие. Это была песня двух сердец, настроенных в унисон.