– Да!Я была уверена, что это акулы. Я считала, что тебе грозит опасность и испугалась за тебя. Схватила первое, что попалось под руку, и побежала на палубу. Увидела, что ты плывёшь к Мередит, а акула…– я запнулась, – дельфин… приближается к тебе. И бросила в него вазу. Я даже не думала, что попаду. Хотела просто отпугнуть…

Джон молчал. Когда пауза затянулась, я подняла на него глаза. По его лицу невозможно было что-то прочитать. Джон смотрел в сторону, размышляя. Потом и вовсе встал и подошёл к окну. Потянул пальцами зашторенные жалюзи, выглядывая наружу.

Проверяет, не вру ли я? Он не верит мне. Это осознание многотонной каменной плитой накрыло сверху. Меня захлестнуло отчаяние.

Он. Не. Верит. Мне.

Всё кончено. Даже если меня и не отправят в тюрьму, счастья больше не будет. Я не проснусь утром в его объятиях, не уткнусь лицом в грудь, вдыхая запах любимого человека.

– Ты мне не веришь? – всё же озвучила свой вопрос, желая услышать приговор из его уст.

Но всё же в глубине души надеялась, что Джон опровергнет мои слова. Возмутится, как я могла такое подумать. Ведь он знает о моих чувствах и о том, что я никогда бы не причинила ему вред намеренно. Это обидная, нелепая случайность. И мне нужно было, чтобы он подтвердил, что тоже понимает это.

– Думаю, ты говоришь правду, – наконец произнёс Джон. И меня затопило облегчение. Он мне верит! Но следующие же его слова разбили вдребезги мою радость. – Посиди пока в каюте. Ладно? Мне нужно время, чтобы подумать.

Постояв ещё немного, Джон развернулся и вышел из каюты, так ни разу и не взглянув на меня больше.

Вот теперь я уже больше не сдерживалась. Уткнулась лицом в подушку и разревелась.

Для меня всё было кончено…

День прошёл как сон пустой. Кажется, так было у Пушкина, когда царица ждала своего любимого.

Еду мне принёс Пит. Вкатил сервировочный столик, снял с блюд серебристые крышки и расставил приборы. Всё это молча и с виноватым выражением на лице. Правда, на мои попытки расспросить о ситуации на борту он только сочувствующе покачал головой.

Что ж, по крайней мере, команда на моей стороне. А значит, у меня есть шансы устроить бунт и взять управление кораблём в свои руки. Я только вздохнула, представив себя размахивающей абордажной саблей и с чёрной повязкой на левом глазу. Для полноты картины представила ещё попугая на плече. Да, забавно бы получилось.

А может, лучше устроить голодовку в знак протеста? Я втянула соблазнительные ароматы пищи и решила, что всё же предпочту первый вариант. А пираты, как известно, должны хорошо питаться.

Пит сегодня расстарался. Суп с морепродуктами обладал потрясающим сливочным вкусом. А картофельная запеканка с румяной корочкой просто сама просилась в рот.

Насытившись, я решила отложить бунт на потом. Может, всё же пираты не должны так плотно обедать? Из приключенческих книг и фильмов я помнила, что они пили ром в больших количествах. А вот еда как-то оставалась за кадром.

Я размышляла обо всякой ерунде, пытаясь не думать о главном: Джон оставил меня взаперти. Сказал, что верит, но всё равно запер в каюте.

Что ж это за вера такая? Если человека держат под замком!

От возмущения я даже вскочила с кровати, на которуюприлегла было после сытного обеда. Отодвинула столик к выходу и начала ходить по комнате – от двери до окна, огибая кровать.

Значит, всё-таки не верит. И это было больнее всего.

Я подошла к окну и приоткрыла жалюзи. Уже скоро вечер. Солнце начало свой путь вниз, к горизонту. Вдалеке на волнах играли дельфины… Или акулы?

Вот чёрт! Как же я могла их перепутать? Попыталась вспомнить, как выглядит один и другой представитель морской фауны. Но отличия рисовались лишь в количестве и остроте зубов. Акулы у меня получались гораздо клыкастей. Неудивительно, что я их перепутала.

Включила было телевизор, пощёлкала каналы и снова выключила, так и не сумев на чём-либо сосредоточиться. Всё равно возвращалась мыслями к Джону и акулам. Тьфу, дельфинам!

Разобрала ситуацию на этапы, затем на шаги, пытаясь хоть где-то найти оправдание своим действиям. Но под каким бы углом я не рассматривала случившееся, всё равно приходила к одному и тому же неутешительному итогу: я сглупила. Когда схватила вазу, когда бросила её в дельфина, когда думала, что сумею спасти Джона. Но самую большую глупость я совершила, когда дала тёте Кате согласие на этот дурацкий круиз.

Я-то думала, что всё будет очень просто и незамысловато. Стану ухаживать за стареньким больным миллиардером, кормить его с ложечки, вывозить в инвалидном кресле на палубу, чтоб он мог погреться на солнышке. Кто бы знал, что всё так запутается…

А если бы я знала, согласилась или отказалась?

Я представила свою жизнь до Джона, когда я ещё не ведала его сильных рук, крепких объятий, тёплых губ…

Разумеется, согласилась бы. Я всё равно пошла бы на это ещё раз, даже если бы точно знала, что он больше ко мне никогда не подойдёт и не прикоснётся. Всё равно, того, что у нас с ним было, у меня уже никто не отнимет.

На улице стемнело, и моя каюта погрузилась во мрак. Все эти переживания и сомнения так сильно меня утомили, что казалось, я весь день сажала картошку на даче или полола грядки под пристальным надзором бабушки.

Я не стала включать свет, так и оставшись в темноте. Снова легла на кровать, закуталась в покрывало и позволила слезам течь по моим щекам. Ну и пусть. Вот умру я тут одна, от горя. Он одумается, прибежит, а будет уже поздно. Пусть плачет над моим хладным трупом…

Не знаю, в какой момент это всё перешло в сон. Но труп мой уже лежал на изрубленной палубе с выпавшей из руки абордажной саблей, рядом с которой сидел, нахохлившись, попугай…

Посыпалась я долго и нехотя. Сон уже был эротическим. Джон ласкал меня своими широкими, чуть шершавыми ладонями, и я наслаждалась каждым прикосновением.

Он целовал мои губы с такой тягучей нежностью, словно стараясь испить до дна всю грусть, что отдавала горечью во рту. Сначала я продолжала лежать неподвижно, помня о его недоверии и запертой каюте. Но постепенно раскрывалась в его умелых руках и начинала отвечать на его ласки со всё возрастающей страстью.

Услышав его ответный стон, вдруг поняла – это не сон больше. Джон здесь. Он рядом. Это наяву его губы касаются моей кожи, а его руки сжимают меня в горячих объятьях.

– Джон, – простонала то ли жалобно, то ли просяще. Не знаю, чего я хотела больше, чтобы он остановился и объяснился со мной, или чтобы продолжал дарить мне наслаждение.

– Ш-ш, – он приложил палец к моим губам, нехотя оторвав от них свои губы. – Я не могу находиться вдали от тебя.

И я замолчала, отдаваясь ему без остатка. Какая разница, почему он пришёл, если он здесь, рядом, во мне…