Его затошнило от мысли, что та появилась сейчас только для того, чтобы поиметь с него что-то. Но она же столько лет почти ничего у него не просила, ни в чем не нуждалась, так что же изменилось теперь?

Что-то не складывалось во всей этой истории. И, возможно, сейчас у него был шанс выяснить, что именно.

Взгляд снова скользнул по тарелке с котлетами. Яков взглянул на девочку, продолжавшую мыть посуду, и с припозднившимся чувством стыда произнес:

- Брось это. Я сам помою.

Она вздрогнула, оглянулась на него с виноватым выражением лица…

- Извините.

Черт. Кажется, он умудрился ее обидеть, хотя хотел совсем обратного…

- Все в порядке, - попытался исправить ситуацию. - Просто ты не должна этого делать…

- Меня так приучили, - просто ответила она. - Что за собой нужно убирать.

Большинство детей ее возраста были совсем не обременены какими-то домашними обязанностями и подобная ответственность не просто удивляла его… а даже немного пугала.

- Это тоже ты пожарила? - поинтересовался, кивнув на тарелку с котлетами.

- Да. Не нужно было?

И снова - испуг, будто что-то сделала не так. Он поспешно ее уверил:

- Нет… наоборот. Я очень тебе благодарен.

Она коротко кивнула, принимая его ответ, отвела в сторону глаза, так и продолжая стоять возле раковины и явно не зная, куда себя девать…

- Присядь рядом, - предложил он, похлопав по соседнему стулу.

- Нам наверно собираться нужно…

Он поморщился, хотя сам сказал при ней эти слова, прямым текстом указав на дверь. Но сейчас показалось вдруг отчаянно важным поговорить с Олесей… еще хотя бы немного.

- Подождет. Присядь.

Она послушно опустилась на краешек соседнего стула, уставилась в рисунок на скатерти…

Безумная, яркая вышивка в виде танцующих павлинов - Карина обожала эту скатерть, которую многие сочли бы попросту безвкусной…

В сердце снова закололо. Но сейчас было не время жалеть себя - этим он уже занимался вдосталь…

- Это мама научила тебя жарить котлеты? - спросил после небольшой паузы.

Олеся отрицательно мотнула головой.

- Нет.

- А кто?

- Тетя Света.

Яков невольно нахмурился. И снова Света. Значит, мать не лгала. Но тогда, выходит… лгала Инга?.. Пользовалась ребенком, чтобы… чтобы что? Снова жить за его счет?

Во рту стало как-то неприятно и горько. Но он все же продолжил разговор…

- Ты жила с тетей Светой? Все время?

Показалось, что Олеся вдруг замкнулась в себе. Возможно, он, фактически незнакомый для нее человек, переступил какую-то невидимую запретную грань…

Чертов идиот. Полез к ребенку в душу, не удосужившись ни дать к себе привыкнуть, ни даже просто обозначить свою роль в жизни Олеси…

- Прости меня, - произнес искренне. - Я просто… пытаюсь узнать о тебе хоть что-то. Ты ведь в курсе, что я…

Он хотел было сказать «скорее всего, твой папа», но это выглядело бы отвратительно. К чему было бередить девочке душу, если и сам был не уверен в том, что говорил?

- Ты в курсе… кто мы с тобой друг другу? - поспешно переформулировав, закончил вопрос, повисший в воздухе.

Олеся неуверенно кивнула.

- Мама сказала, что вы - мой папа.

- А что она говорила еще?

- Что вы нам обязательно поможете…

Захотелось горько рассмеяться. Как же Инга была уверена в своей власти над ним! И ведь не просчиталась. У него не повернулся язык сказать этому несчастному ребенку обратное.

- Помогу, - пообещал неожиданно для самого себя. - Но мне хотелось бы знать, что случилось… с тобой.

Олеся вновь пожала плечами, словно старалась показать, что это уже не имеет никакого значения.

- Из моей головы вырезали шишку.

Она соединила большой и указательный пальцы, показывая нечто круглое, похожее на крупную черешню.

- Врач сказал, она была вооот такая.

Яков сглотнул. Навалилось чувство вины: за то, что ничем не помог в трудный момент, пусть даже от него это никак и не зависело. На смену ему пришел гнев: на Ингу - за то, что скрывала дочь годами; на мать - за то, что обо всем знала и молчала…

А страдала от всего этого ни в чем неповинная маленькая девочка, слишком много пережившая за свои восемь лет.

- Мне очень жаль, - произнес он глухо. - Очень жаль, что меня с тобой не было.

Она снова дернула худеньким плечиком.

- Со мной была мама.

Яков тряхнул головой, осознав, что окончательно во всем запутался.

- Так значит, ты жила с мамой? Или все-таки с тетей Светой?

- Я была с тетей Светой, пока не вернулась мама. Она приехала, когда я заболела.

- Понятно.

Но на самом деле ни черта понятно ему не было.

Он отчаянно искал, о чем еще спросить девочку, когда дверь кухни распахнулась и на пороге появилась Инга.

- Яков, уже так поздно… - заискивающе проговорила она. - Может, мы останемся… хотя бы до завтра…

Прежде, чем он успел сказать на это хоть что-то, его удивила Олеся. Поднявшись из-за стола, твердо сказала:

- Мам, не надо. Я помогу тебе собрать вещи…

Полчаса спустя Яков остановил машину у дома, где снял квартиру. Помог затащить все сумки и прочие баулы, которые приволокла с собой Инга. И уже на пороге, готовясь уходить, понял, что так и не задал почти бывшей жене один важный вопрос…

Замерев, он повернулся к ней и, внимательно впившись взглядом в лицо, вкрадчиво произнес:

- Скажи-ка мне кое-что… Если ты так заботилась о дочери и содержала ее все эти годы самостоятельно, почему Света приходила просить у моей матери деньги для Олеси?

Глава 38

Рома снова был не в порядке.

Никита Сергеевич Левин, футбольный тренер мальчишек возрастной группы до семи лет, озабоченно нахмурился и неодобрительно покачал головой, глядя на то, как Отрадный снова не успевает за мячом и с досадой бьет по ногам сопернику.

Это действие повторялось уже не в первый раз. И как бы ни хотел он поддержать мальчика и дать ему доиграть, рисковать так и дальше здоровьем других детей просто не мог.

Он жестом показал помощнику необходимость замены, и ничуть не удивился, когда Рома, лишь бросив на него быстрый угрюмый взгляд исподлобья, чем напомнил скорее затравленного волчонка, а не беззаботного шестилетнего мальчишку, сразу скрылся в раздевалке.

Чего-то подобного Никита и ожидал. Ему знакомы были