– А вам не попадалось видео с дохлой свиньей? Человек выглядит примерно так же.

Чэн Чуньчинь немедленно нашел его на «Ютьюбе»: свинья через двадцать один день после смерти, вся кишащая личинками. Он захлопал в ладоши.

Иви никогда не представляла себе, что будет сидеть со знаменитым садистом, поедать шарики из тапиоки и сладкую лапшу, любуясь опарышами на трупе свиньи.

Возможно, были такие вещи, которыми она не могла поделиться ни с кем другим и которые он понимал, потому что тоже прошел через ад. В любом случае она слишком глубоко погрузилась во все это. Возвращаться было поздно. Их дружба, если это можно было так назвать, являлась необходимым злом.

– Поверить не могу, что ты игнорируешь меня. Я и думать не думал, что этот твой парень имеет над тобой такую власть. – Тройной Че доедал содержимое уже третьей миски. – Отношения! Позволь мне сказать – это сплошные компромиссы. Сегодня вроде как обошли острый угол, а на следующий день глядь – вот и новый… Гораздо лучше пойти прогуляться и поесть чего-нибудь сладенького. Только так и сохраняешь связь с реальностью.

– Я думала не о нем.

– Да ладно! Давай, расскажи, где вы познакомились? В колледже? На работе?

Иви промолчала. Как она сможет рассказать их историю? Какими словами? Как опишет бури, через которые они прошли, и безмятежные дни, которым она собственноручно положила конец? Как признается, что скучает по тому прошлому, в котором еще не утратила к Ховарду интерес? Пока не поняла: что сделано, то сделано, а жизнь продолжается, несмотря ни на что…

Ее прошлое с Ховардом не имело отношения к тому, каким человеком она стала.

– Как я тебе помогу, если ты мне не доверяешь? – Чэн Чуньчинь выглядел оскорбленным. – Я отдал тебе свое сердце, а ты отказалась от него. Помнишь песню?

– Поможете мне с чем?

– Я про Уэйна. Про санитара. Расскажи мне про вас с ним. Ты понимаешь, что я имею в виду.

Двумя неделями раньше Иви немедленно вскочила бы и ушла, но теперь они не были чужими друг другу. Она знала, насколько Тройной Че хитер и расчетлив. Он хотел заставить ее открыться, хотя бы немного. Насколько сильно ей хочется узнать его мнение?

Иви поколебалась, но потом рассказала правду. Конечно, не всю, но практически. Рассказывала так, чтобы звучать убедительно, но немного и привирала. Сделала паузу, чтобы создалось впечатление, будто она хочет еще что-то добавить. Но промолчала.

– А дальше? – спросил Тройной Че.

Иви покачала головой. Чэн облизнул губы, требуя еще.

– Ладно. – Он звякнул ложкой о тарелку, и звук эхом разнесся в воздухе. – А соседка Уэйна по квартире не упоминала о том, как она и другие друзья убеждали его быть храбрее и посмотреть на себя с реальных позиций? Может, ему не понравилось то, что он увидел, и единственным выходом ему показалось покончить с собой? Ты должна выяснить, что происходило в его жизни в то время. Что такого болезненного он не смог выдержать.

Иви уже собиралась задать вопрос, когда Чэн Чуньчинь ее перебил.

– Думаю, я и так сказал слишком много, – ласково произнес он. – А вот ты – маловато.

Иви обдумала его слова.

– Ладно. Только не здесь. – Она говорила медленно и четко, слово за словом. – Пригласите меня к себе в квартиру.

– Еще слишком рано. Загадка – вот что заставляет любовь длиться.

Он не в первый раз отказывал ей. На самом деле это была уже четвертая попытка. Иви не единственная не хотела открываться. Чэн Чуньчинь тоже охранял свои границы.

– Вы сказали, что хотите помочь мне понять художника по его работам. Мне нужно полное погружение.

– Да прекрати, – ответил Чэн Чуньчинь невозмутимо. Достал бумажную салфетку и вытер рот. – Нет – значит, нет.

– Я знаю про ваши картины.

Он замер.

– Без шуток. Я видела кое-какие. Владелец прачечной показал мне свою личную коллекцию.

Он медленно поднял голову.

– Пригласите меня, – сказала Иви.

12

Если говоришь кому-то, что твоя мать тебя не любит, этот человек сначала изумляется, а потом смеется. Как будто ты пошутил.

Не знаю, как убедить людей, что это не шутка. Это правда: моя Мать меня не любит. Достаточно увидеть, как она смотрит на меня. Ну, видите? Она ненавидит меня всем сердцем, хотя, возможно, сама этого не понимает. Почему? Наверное, со мной что-то не так. Я недостаточно хорош, слишком замкнут, неловок, не умею общаться. А может, я родился без того запаха, который обычно бывает у младенцев… Запаха, внушающего матери любовь.

Я родился неполноценным, без запаха тела. Но небеса наградили меня сверхъестественно острым нюхом. Какая ирония! Запах подобен интуиции. Это способ мгновенно узнать человека. Обоняние не лжет. Большинство людей общаются с помощью речи, но она слишком извилистая, непрямая. Я никогда не знал, как использовать ее, как общаться с людьми, участвовать в их жизни. Это было для меня слишком сложно, особенно с учетом того, что никто вокруг не обращал на меня внимания. Возможно, я немного преувеличиваю, но в большинстве случаев меня действительно не замечали. Дети просто натыкались на меня. Мы валились на землю, и они удивлялись гораздо сильнее, чем я. Смотрели на меня, а потом заливались слезами.

Если в классе мы делились на группы, я всегда оставался один. Никогда не получал конфет, которые одноклассники раздавали в свои дни рождения. Не входил ни в одну компанию. Меня даже не дразнили, потому что никто не видел меня в упор. Даже учителя. Я был как туман, тающий в воздухе, но и воздух тоже меня не замечал.

Мне хотелось, чтобы меня хотя бы запомнили.

Я неудачник во всем, за исключением живописи. Она у меня в крови – такой же врожденный инстинкт. Как танцор познает себя через движения, художник приходит к пониманию себя через кисть, которая становится продолжением руки. Кажется, он живет только в те моменты, когда рисует. На всех моих картинах моя Мать. Ее цвета, ее линии, части ее тела, волосы… Ее осанка, ее походка. Одежда, которую она снимает перед душем, разъяренное лицо, когда она понимает, что я подглядываю за ней. Я не могу нарисовать ее целиком. Она – лишь череда обрывочных впечатлений, запахов и цветов, которые я безуспешно пытаюсь сложить воедино. Она остается неуловимой.

Я люблю живопись еще и потому, что подсознательно уверен – ей понравилось бы иметь такого сына, а может, потому, что в бумаге и красках нахожу успокоение. Жаль, что запах покидает мою кожу, стоит