Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волк внутри недовольно зарычал, не желая признавать глупых человеческих условностей.
Кари шагнула в сторону, ощупывая рукой подоконник и этот немного неуверенный жест напомнил Чарли, что его невеста не видит, а значит вряд ли сумеет убежать от него.
- Не бойся меня, - повторил он и выставил перед собой руки в древнем жесте миротворца.
- Я не боюсь, - глухо ответила девушка. - Просто хочу, чтобы ты ушел.
Разумеется, уходить Чарли не собирался - вот еще глупости. Они так и не объяснились толком, а кроме того, ему все еще невыносимо хотелось обнять свою строптивую невесту и сорвать пару поцелуев с манящих губ. Он сделал еще шаг, девушка снова отступила и уткнулась спиной в закрытую дверь в углу.
- Сзади, - вдруг выкрикнула она с явным испугом. - Обернись!
Оборотень недоуменно покосился за спину - там ничего не было. И быть не могло - он бы сразу услышал или почуял присутствие чужака. И чего она кричала-то?
Но когда он повернулся к Кари, чтобы задать ей этот вопрос, оказалось, что спрашивать уже некого. Дверь в углу хлопнула, со стуком опустился засов с той стороны. Чарли подошел и подергал рукоятку - заперто. Напрягшись, он припомнил стандартную планировку лабораторий - по всему получалось, что второго выхода из подсобки быть не должно. Да и нюх подсказывал, что девушка все еще там, за дверью.
Оборотень раздраженно постучал.
- Эй, ты чего? Что за шутки?
С той стороны раздался тяжелый вздох.
- Это не шутки, Маккензи. Я не хочу с тобой разговаривать. Пожалуйста, не преследуй меня или я буду вынуждена пожаловаться брату.
- Я твой жених, между прочим.
- Ты - жалкий, избалованный и инфантильный щенок, - зло отозвался девичий голос за дверью. - Я уже один раз сказала и повторю еще раз, что не хочу иметь с тобой ничего общего. Оставь меня в покое!
Вот это было по-настоящему обидно! Так обидно, что Чарли даже опешил. И снова, как в горах Маррейстоун, в душе вскипело возмущение, желание плюнуть, оставить ее. Только теперь оно мешалось с другим, не менее сильным. Желанием обнять, зацеловать до распухших губ, назвать своей. Доказать ей, что он не такой, услышать слова извинения и восхищения.
Он со злостью пнул дверь. Обитое металлом дерево недовольно загудело.
- Думаешь, ты имеешь право безнаказанно оскорблять меня? Я ведь и ответить могу!
-Ничуть не сомневаюсь, - язвительно ответила девушка. - Отвечай, я послушаю.
Это остудило. Грубости вряд ли помогут ему завоевать строптивую невесту, поэтому Чарли несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь.
- Кари, в чем дело? За что ты так меня? Я же извинился!
Девушка за дверью тоже тяжело вздохнула.
- Просто пойми: я НЕ ТВОЯ невеста, мы даже не успели заключить помолвку. И вся моя родня признала, что этот брак был бы ошибкой.
- Но…
Как назло, в этот самый момент в помещение нелегкая принесла пожилого благообразного преподавателя. Увидев незнакомого оборотня, он недоуменно поднял бровь.
- Добрый день, юноша. Вы ко мне?
- Он зашел сюда по ошибке, - заявила Кари, распахивая дверь. - И уже уходит.
Под требовательным взглядом мужчины действительно пришлось сдать назад. Чарли втянул на прощание божественный запах своей нареченной, бросил еще один взгляд на девушку, стараясь запомнить ее облик и запах до мельчайших деталей, и поклялся себе, что еще вернется. Кари Маккуин должна принадлежать ему!
Все события после расставания слились в невразумительный серый туман. Механически переставляя ноги Дженни добралась до поворота на шоссе и села в такси, словно ожидавшее ее специально. Водитель завел движитель и вырулил на дорогу, не интересуясь куда везти неожиданную пассажирку. В душе трепыхнулось вялое удивление, но спрашивать о чем-то, говорить, общаться не было сил.
Таксист высадил ее у ворот кампуса и уехал. Как добралась до общежития девушка уже не помнила. Просто вынырнула из тумана ночью, обнаружив себя лежащей на неразобранной кровати. Комната, в которой она прожила больше года, показалась неожиданно тесной и чужой.
Боль от предательства Раума словно выключили вместе с любыми другими чувствами. Не было ни радости, ни тоски, ни гнева. Даже тело казалось посторонним предметом, который Дженни отчего-то вынуждена таскать, словно неудобный костюм.
И волчица замолчала.
“И хорошо, что молчит, - отстраненно подумала Дженни. - У меня нет сил утешать ее сейчас. Завтра… все завтра”.
С этой мыслью она уснула.
Но и утром ничего не изменилось. В окна заглядывал унылый серый день, заставляя задуматься стоит ли этот мир того, чтобы просыпаться. Затянутое белесыми облаками небо намекало, что не стоит, но Дженни все-таки встала, больше по привычке. Пусть она сейчас не видит никакого смысла в том, чтобы двигаться, дышать и жить, та, прежняя Дженни, которая умела грустить, смеяться и разговаривать со своей волчицей, однажды вернется.
- Кто-то умер? - поинтересовалась соседка, разглядев при свете дня ее лицо.
Дженни пожала плечами.
- Ты надолго?
- Насовсем.
- Поссорилась с ди Форкалоненом?
Дженни еще раз пожала плечами. Она по-прежнему ощущала себя немножко неживой, и в этом было спасение. Напоминание о Рауме не вызвало никаких чувств.
Дриада была не слишком любопытна и настырно лезть в душу не стала. Но слухи в кампусе разносятся быстрее ветра. К началу второй пары все сплетницы были в курсе, что Раум ди Форкалонен дал отставку рыжей выскочке. В Дженни снова тыкали пальцами.
Некоторые девчонки даже подходили, чтобы выразить приторное сочувствие, за которым легко угадывалось злорадство. Дженни встречала насмешки все с тем же великолепным равнодушием. Настоящим - не наигранным. Не дождавшись ни слез, ни истерик, ни вспышек ярости, завистницы отходили разочарованными.
А вот Вэл сразу поняла, что с ней что-то не так.
- Рассказывай! - потребовала она, встряхнув Дженни за плечи с силой, которую трудно было заподозрить в хрупкой сильфе. - Что он сделал?!
Волчица только повторила упражнение с пожиманием плечами. Сотрясать воздух, рассказывая подробности сложных отношений с Раумом? А смысл?
Смысла не было ни в чем. В том, чтобы есть, ходить на лекции, с кем-то общаться. Окружающие, да и она сама, казались Дженни нелепыми заводными куклами, актерами, играющими в плохом фильме. Единственная причина, по которой она продолжала участвовать в этом фарсе, заключалась в том, что следовать давно заведенному порядку было легче.
Разумом девушка понимала насколько неестественно ее состояние. Да, не больно, но в том, чтобы следить за собственной жизнью из зрительного зала мало радости.