пакет, не касаясь шприца, положил его внутрь. И только после этого спросил: – Вы знаете потерпевшего? Как его фамилия? Что тут случилось?

Ответить я не успела. С другой стороны шатра прямо из кустов к нам выскочили Машка и Поль.

– Он жив? – издали крикнула подруга.

Ей никто не ответил.

– Это я, я виноват! – вдруг запричитал Поль, пытаясь заглянуть за спины склонившихся над Длинным врачей.

– Вы вкололи ему наркотик? – повернулся к нему полицейский.

– Какой наркотик! Я его напоил. Поспорил, что он выпьет виски из всех стаканов на подносе. Вот, наверное, сердце и прихватило…

– Нет. Он что-то себе вколол. – Я попыталась успокоить Поля. Но тот замотал головой:

– Ерунда. Длинный не кололся! Он вообще боится любой боли. Разве что иногда колеса…

Вывеска над шатром «Колесо смерти» мигнула и погасла.

Врач что-то быстро говорил в телефон. Потом обернулся к полицейскому:

– Его нужно срочно доставить в больницу. Наша машина сейчас подъедет.

– Значит, жив, – выдохнула я.

Полицейский связался с кем-то по рации. Кратко доложил о происшествии. И, выслушав, что сказал начальник, скомандовал:

– Вы трое, идите со мной!

– Давно мы что-то не были свидетелями! – вздохнула Машка.

И ошиблась.

Неприятная встреча

Следователь Бернар Пети сидел за старинным письменным столом в одном из самых роскошных кабинетов виллы и злился. Здесь, среди парадных портретов чьих-то напыщенных предков, массивных подсвечников, серебряных чернильных приборов, дубовых шкафов с корешками никем не читанных книг он чувствовал себя нелепо, будто инопланетянин. И все было нелепо.

Организаторша привела его сюда не из уважения, а чтобы хоть как-то примирить вип-гостей с ужасом ситуации. Но они не смирились.

Потерпевшие и свидетели в один голос истерично требовали, чтобы их имена не разглашались и не попали в прессу. Никто не хотел выглядеть обманутым идиотом.

Но Бернар давно жил на этом свете. И отлично знал, что журналисты, пуская от счастья розовые слюни, уже строчат свои репортажи со всеми громкими именами жертв фокусницы и выдуманными подробностями.

А это значит – завтра начальство изведет его звонками.

Обдолбанный нарк, которому, судя по докладу полицейского, подружка вколола слишком большую дозу, настроения не поднимал. Но и не беспокоил. Обычное дело на вечеринках.

Придется задержаться, чтобы составить протокол и отправить девицу до утра в участок.

Дверь кабинета открылась, вошли четверо: полицейский, какой-то парень, две девчонки. Остановились на пороге.

Комиссар прищурился: кто только придумал эту дурацкую зеленую лампу, ни черта не видно! И тут глаза Бернара сверкнули в полумраке яркой молнией.

* * *

Несмотря на слабый свет, я сразу его узнала. Брюзжащий Луи де Фюнес. Тот самый следователь, что допрашивал нас с Машкой после кражи в музее.

Он тоже нас узнал. И аж приподнялся с тяжелого благородного кресла, для которого был слишком мелок. Улыбнулся:

– Та-ак. Снова вы.

Спросил у полицейского:

– Кто держал в руке шприц?

Полицейский кивнул на меня.

– Угу. А вы кто? – повернулся он к Полю.

– Я… Друг Длинного. То есть Георгия Стропова. Которого увезли.

– Фамилия? Имя?

– Поль Дюбуа.

– Вы что, внук Мари? Племянник Влада Дюбуа?

Поль кивнул.

– Вы были с пострадавшим, когда ему стало плохо?

– Нет. Маша прибежала, сказала, что Длинному, то есть Георгию, срочно нужен врач. Я помог найти и побежал вместе с ней.

– Ваш друг наркоман? Как давно он колется?

– Он не колется. Длинный даже от вида порезанного пальца в обморок падает. Чтобы он себя протыкал иглой? Ни за что. Так, баловался травкой…

– Понятно. Давно вы знаете этих девушек? – Комиссар кивнул на меня с Машкой.

Поль посмотрел на нас, словно извиняясь:

– Со вчерашнего дня.

– Хорошо. Оставьте свои данные вон ему, – кивнул Бернар на полицейского. – И свободны. Я допрошу вас завтра.

– А Лена с Машей? – спросил Поль.

– С ними я еще побеседую!

Мне не понравилось предвкушение, которое прозвучало в голосе комиссара.

Он подождал, пока за Полем закроется дверь. И ласково улыбнулся, растянув загорелое лицо в гармошку морщин:

– Ну что, девушки, теперь убийство?

Ссора в баре

(Ривьера, 1925–1928 годы)

Фицджеральд с Зельдой вывалились из бара «Нег-реско» в напряженном молчании. Ночь закончилась, как обычно в последнее время, ссорой.

Сначала все шло неплохо – они в веселой компании Маклишей и Чарли Брэкета нашли один ресторанчик, где можно было потанцевать, потом, когда он закрылся, уже вдвоем отправились на такси в «Негреско». И там, в баре за стойкой, окутанной клубами сигарного дыма, с удивлением обнаружили Эрнеста с Полин и их общим другом Дос Пассосом. Компашка была в изрядном подпитии.

Эрнест замахал им рукой:

– Присоединяйтесь! Мы тут уже уговорили два «Шембертена» и кварту «Кирша». Сейчас закажем еще «Поммар». Что вы будете?

– Нам хватит! – неожиданно сказала Зельда.

Но Скотт расплылся в улыбке:

– То же, что и вы. Плюс «Кирш» – нам ведь надо вас догнать!

– Где Хэдли? – невинно спросила Зельда, когда они тоже уселись у стойки из благородного красного дерева, а бармен поставил перед ними выпивку. Вообще-то она совсем не скучала без общества этой «зануды», как за глаза называла Хэдли. Но можно ли упустить шанс позлить Хэма!

– Не захотела поехать. Бамби немного нездоровится, – ответил Эрнест и сразу же съехал со скользкой темы: – Мы тут обсуждаем, можно ли описывать друзей в своих романах…

– Нет, не так. Как именно можно их описывать, – поправил Джон Дос Пассос. – Если не описывать друзей, то о ком нам тогда вообще писать? Я считаю твой роман «Вешние воды» отличной сатирой, – кивнул он Хэму. – Шервуда Андерсона только жаль. Ты его высмеял очень зло. Признавайся, чем он тебе насолил?

– Тем, что написал отвратительную книгу. Талантливый человек не имеет права писать такую дрянь.

– Но ты мог просто ему сказать.

Хэм улыбнулся так, что его отличные крупные белые зубы блеснули в хищной усмешке.

– Хэдли тоже просила, чтобы я не отсылал рукопись в издательство, мол, это несправедливо, раз Андерсон тебе помог. Но разве в литературе важно, кто кому помог?

– Это лучшая сатирическая вещь, написанная американцем, – подхватил Фиц, подставляя бармену пустой стакан.

– Да, это уж точно! Папа у нас гений, – сверкнула глазками Полин.

В последнее время Зельде стало казаться, что она уж слишком откровенно восторгается Хемингуэем, который формально все же не ее парень, а муж подруги.

– Вы еще не читали мой новый роман, который я только что закончил, – продолжил Хэм. – «Фиеста». Там вся компания, что ездила с нами в Памплону… Тебя тогда еще не было, – кивнул он Полин.

– Конечно, я тогда еще не родилась, – пожала плечами та.