Весь Тибет, по различию своего топографического характера, равно как и органической природы, может быть разделён на три резко между собою различающиеся части:

Южную, – к которой относятся высокие долины верховьев Инда, верхнего Сетледжа и Брамапутры;

Северную – представляющую сплошное столовидное плато, и восточную – заключающую в себе альпийскую страну переходных уступов, далеко вдающуюся внутрь собственно Китая.

Продвижение на землю Тибета

Саботаж проводника. Движение вслепую. Тибетский медведь

Последняя попытка отклонить экспедицию от маршрута следования, сделана была на Номохун-голе. Местный Дзун-засак прислал с нарочным предложение следовать в западный Цайдам, т. е. в Тайджинерский хошун, где, по уверению князя, можно было найти другого еще лучшего проводника.

Очередные трудности не заставили себя долго ждать. После небольшого перехода от перевала Чюм-чюм сопровождавший путников проводник внезапно заявил, что дальше он плохо знает дорогу, так как ходил по ней пятнадцать лет тому назад. И как аргумент: «Худо впереди будет, все мы погибнем, лучше теперь назад вернуться», – не переставал твердить монгол. Чувствовалось, что при отправлении в путь, он получил подробный инструктаж от князя Дзун-засака. Хотя ранее монгол многократно уверял всех, что отлично знает путь в Лхасу.

Подозревая обман, Пржевальский приказал наказать проводника. Кроме того, к нему приставлен был караул для предупреждения возможного бегства и ему напомнили, что если он вздумает умышленно завести нас куда-нибудь, то будет расстрелян. От страха монгол совсем потерял голову, да притом, кажется, действительно не знал местности. Внезапно были обнаружены следы прошлогодней ночёвки каравана на верблюдах, что, несомненно, указывало на партию богомольцев, так как торговые караваны ходили через Северный Тибет только на вьючных яках. Следы, вероятно, шли в Лхасу или возвращались оттуда, следовательно, путники не сбились с настоящего пути.

Неприятность пришла внезапно, караванные животные почти совсем не могли отыскать себе корма, так что голодным верблюдам пришлось дать несколько вьючных седел, набитых соломой. Лошадям же дано было по две пригоршни ячменя, который необходимо было беречь, как драгоценность. Но, сделав восемь вёрст от прежнего своего бивуака, показалось новое место богатое травой.

А проводник вместо того чтобы посоветовать что-либо, опять поднимал панику. Он по-прежнему постоянно давал один совет – возвратиться в Цайдам, но об этом Пржевальский не хотел и слышать, а с ним и все путники как один человек, рвались вперёд.

Через двое суток погода не улучшилась, морозы не прекращались и снег не таял. Между тем, верблюды и лошади стали худеть от бескормицы. Следовало двигаться вперёд, хотя бы наугад, так как уже сложно надеяться на занесённые снегом старые пастбища караванов и любые другие признаки истинного пути.

От блеска яркого солнца заболели глаза не только у людей, но даже у верблюдов и нескольких баранов, которых мы гнали с собою из Цайдама. Один из этих баранов вскоре совершенно ослеп, и путники вынуждены были его зарезать без нужды в мясе. Воспалённые глаза верблюдов промывали крепким настоем чая и спринцевали свинцовой примочкой. Те же лекарства служили и путникам. Синие очки, мало помогали, так как отражённый снегом свет попадал в глаза с боков, необходимы были очки с боковыми сетками, но их не было. Казаки, вместо очков, завязали свои глаза синими тряпками, а монгол прядью волос из чёрного хвоста дикого яка.

Можете себе представить трудности такого перехода, читатель, если сегодня «Всекитайская велосипедная экспедиция Пекин – Лхаса», совершавшая велопробег в этих местах, пользовалась современными кислородными баллонами.

В районе хребта Куку-шили[233], сбившегося с пути проводника послали на поиски перевала, но, как оказалось, он повёл всех наугад трудным ущельем, по которому верблюды едва-едва взобрались на гребень горы. Монгол же стал уверять, что он «немного» ошибся и что необходимо вернуться назад, а оттуда найти выход из гор в другом месте.

Терпение Пржевальского лопнуло, и он решил окончательно прогнать никуда не годного проводника, наделавшего уже немало хлопот. Монголу дали немного продовольствия и приказали убираться, куда желает. Сами же они решили идти вперёд, разъездами отыскивая путь.

Вероятно, что плохого вожака намеренно послали с ними, чтобы изморить верблюдов и по факту принудить русских возвратиться в Цайдам. Дать знающего вожака Дзун-засак опасался. Положение путников в это время оказалось трудным, хотя такова участь всех путешествий в Центральной Азии, что судьба каждого из них не раз висела на волоске.

Прогнав от себя монгола, с 11/23 октября – 15/27 ноября, экспедиция осталась без проводника в горах Северного Тибета. На сотни вёрст вокруг расстилались необитаемые людьми местность, следовательно, нечего было и думать о том, чтобы найти нового проводника. Пришлось опять прибегнуть к разъездам как к единственному средству, чтобы узнать про путь впереди и избавиться от напрасных хождений со всем караваном по неудобным местам.

Внимательно поразмыслив, Пржевальский принял решение идти прямо на юг, чтобы наверняка попасть на р. Мур-усу, верхние притоки которой были разведаны ещё в 1873 году, где существовала караванная дорога в Лхасу монгольских богомольцев. Туда он и рассчитывал, ориентируясь по приметам, более или менее правильно держать свой дальнейший путь.

Но прежде всего, возникла необходимость выбраться из гор Куку-шили, в которые завёл их прогнанный проводник. И вскоре им повезло. На следующий же день путники угадали правильное направление и без всякого труда вышли на южную окраину хребта. Здесь перед ними раскинулась широкая равнина, за которою стояли новые горы. Как оказалось, впоследствии, это был хребет Думбуре[234]. Через него должен лежал дальнейший путь, направление которого теперь нужно было угадать, поэтому пару казаков послали в разъезд на один переход вперёд. Сами же путники остались дневать, во-первых, для того, чтобы дождаться результатов разъезда, во-вторых, чтобы познакомиться с характером южного склона гор Куку-шили, и, наконец, чтобы просушить звериные шкуры, собранные за последнее время для коллекции, пока тому благоприятствовала погода.

Здесь путешественники, охотясь на дичь, встретили неизвестного ранее в научных кругах гималайского медведя-пищухоеда. Этот зверь, в основном, питается пищухами[235], выкапывая их из нор. Как описывал его Пржевальский.

По величине новооткрытый медведь – с нашего обыкновенного (Ursus arctos); отличается от него главным образом, качеством меха и цветорасположением. Ноги почти черные, когти белые. Шерсть у самца, а ещё более у самки, мягкая и густая, длиною до 4 дюймов, мех вообще превосходный. Общая длина добытого самца 6 футов 5 дюймов, высота у загривка 3 фута 7 дюймов; медведица имеет 5 футов 6 дюймов длины и почти 3 фута высоты.

Описываемый медведь обитает на всем пройдённом нами плоскогорье Северного Тибета и, вероятно, распространяется отсюда далеко по тому же плоскогорью к западу[236].

Вернувшиеся