из разъезда казаки доложили, что ездили вёрст за двадцать вперёд и что везде местность удобна для движения каравана. На следующий день рано утром караван двинулся в путь и вскоре очутился в долине желанной реки Мур-усу (Голубой) на одном из её в верней части притоков.

Двое суток они провели в долине, затем пошли вверх по реке довольно трудной дорогою, пробитой караванами богомольцев и частью торговцев, следующих из Синина в Лхасу и обратно.

Через тридцать вёрст от реки Думбуре-гол соблазнительная дорога исчезла – ее замели песком и пылью ветры пустыни. В то же время и Мур-усу круто повернула к югу и вошла в горы. Пришлось снова посылать разъезды. По счастью, появилась практика в ориентировке на этой местности, и по самым ничтожным приметам можно было довольно верно оценить то или другое направление пути. Так было и теперь, и истинный путь был найден.

Тяжёлая ноша вынудила их избавить себя от лишних вьюков, так как верблюды, утомлённые огромною высотою, холодами, иногда бескормицей, начали сильно болеть, четверо из них уже издохли или так устали, что были брошены на произвол судьбы. Из пяти верховых лошадей, одна также издохла, остальные едва волокли ноги. Решено было оставить четыре вьюка со звериными шкурами, собранными на пути от Цайдама. Их упакованные в мешки и спрятали в одной из пещер гор Цаган-обо, где они благополучно пролежали там до возвращения экспедиции.

И вот на безлюдном плато Тан-ла (наивысшая высота 5231 м) они впервые встретили людей от самого Цайдама. То были ёграи, принадлежащие вместе со своими собратьями голыками[237] к тангутской породе. Причём обе эти орды, вероятно, представляют собою часть тех северно-тибетских кочевников, которые известны под общим названием сок-на.

Ёграи постоянно кочевали по плато, передвигаясь, смотря по обилию корма, с востока на запад и наоборот, кочевья же голыков находились на Голубой реке, много ниже устья Напчитай-улан-мурени. Голыков не встретили путники вовсе, но с ёграями встретились при подъёме на Тан-ла, а затем даже воевали с ними за перевалом через этот хребет.

Кроме грабежей, ёграи занимались охотой и скотоводством, у них успешно получалось. Голыки более многочисленны. Грабежи – такой же промысел, как и у ёграев, только голыки нередко снаряжались с подобной целью подальше, как, например, в Цайдаме. Не отказываются при случае также грабить монгольских богомольцев и тибетских торговцев, следующих с товарами из Лхасы в города Донкыр и Синин или обратно.

После переправы через Мур-усу тотчас начался подъём на Тан-ла, продолжавшийся восемь суток. Шли так медленно потому, что животные, и без того уже сильно усталые, чувствовали себя ещё хуже на огромной высоте.

На третий день своего подъёма они встретили небольшую партию ёграев и с помощью пантомим кое-как расспросили у них про дорогу, за что туземцы получили от казаков несколько щепоток табаку, до которого они великие охотники. В следующие дни они опять встречали ёграев, которые просили показать ружья и при этом горячо о чём-то спорили между собою. Подозрения эти вскоре оправдались на деле.

На перевале по традиции путники сделали залп из берданок и трижды прокричали «Ура!» Звуки эти впервые разбудили здесь эхо пустынных гор. Действительно, можно было радоваться своему успеху. Семь с лишним месяцев прошло с тех пор, как они вышли из Зайсана, и за все это время не имели ни одного хорошего дня. Им не давали проводников – шли они наугад, разъездами, отыскивая путь, и не сбились с пути, благодаря удаче, сопутствующей им[238].

Удача дала им возможность случайно встретить вожаков-монголов в Нань-шане и выбраться оттуда в Цайдам, счастье послало им в том же Нань-шане «Ключ благодатный», где так хорошо отдохнули их лошади и верблюды, иначе бы они не прошли через Тибет. Удача провела их от Куку-шили за Тан-ла, удача нередко помогало и в других, более мелочных, случаях их страннической жизни…

Отражение атак разбойничьих нападений ёргаев

Навязанный бой

Преодоление перевала через Тан-ла ознаменовался для каравана первой же встречей с ёргаями, но тогда они пока не решались ограбить его, так как увидели хорошее вооружение и знали, что имеют дело не со слабыми монголами, а с подготовленными для отпора военными людьми. Спустя время, ободрённые малочисленностью каравана, они решили действовать.

Под предлогом продажи путникам масла, ёграи вновь явились к стойбищу, в числе уже около пятнадцати или семнадцати человек, решили провести разведку. Пока шла торговля, один из прибывших стащил складной нож, висевший на поясе переводчика Абдула Юсупова. Когда тот начал требовать свою вещь обратно, туземец выхватил саблю и ударил ею Абдула по левой руке, но плохим клинком прорубил лишь шубу и халат, не нанеся значительной раны. Другой ёграй в ту же минуту бросился на Абдула с копьём. По счастью, находившийся вблизи, прапорщик Роборовский успел схватить это копье и сломать его, прежде чем был нанесён удар. Тогда ёграи взялись за свои копья, сабли и пращи, двое зажгли фитили у ружей и бросились за ближайшую скалу, чтобы оттуда удобнее стрелять в них, несколько человек схватились с казаками врукопашную. Все это произошло мгновенно, и казаки едва успели взяться за винтовки.

Пржевальский, пытаясь не разжигать конфликт, вначале велел не стрелять, хотя в них и летели камни, весьма искусно бросаемые ёграями из кожаных пращей. Но вот из-за ближайшей скалы раздался выстрел, затем другой, и пули просвистели мимо путников. Медлить было невозможно – пришлось командиру скомандовать казакам: «Огонь!». Загремели скорострелки, и после первого же залпа ёграи убежали[239].

Пришлось срочно перенести свой бивуак, расположенный под скалами, на более открытое место и здесь к ночи устроили укрепление, составив квадрат из уложенных верблюдов и багажа. Поочерёдно двое казаков стояли на часах, остальные спали в снаряжении, не раздеваясь, с ружьями в руках и револьверами за поясом. После этого неудачного нападения конники метались взад и вперёд и по гребням ближайших гор, вероятно, наблюдая за лагерем и собираясь с силами. Всю ночь слышались дикие крики в ближайших аулах – там готовилось очередное нападение.

Утром следующего дня, на восходе солнца, экспедиция свернула свой бивуак и из трёх эшелонов каравана сконструировали одну цельную стену. Впереди выставили ряд с винтовками в руках, с револьверами у пояса, в сумке у каждого находилось по сто патронов, около четырёх тысяч тех же патронов везли на вьюках. В таком боевом порядке они двинулись вперёд к ущелью, которое находилось недалеко впереди. Ёграи заняли ущелье конной партией, стоявшей при входе, и несколькими стрелками, усевшимися с фитильными ружьями на скалах.