–Говорят, что он украл у них наркотики.

–Да хоть бы и украл. Изуверы есть изуверы.

–С этим не поспоришь.

–Простите, а вы кто?

–Друг семьи Данни,– ответил Конрауд.

–А та девушка разве не работала на людей, которые сотворили такое с моим братом?

–Да, но она и Ласси были товарищами по несчастью.

–Может, это Данни и пришла идея написать мое имя на рецепте.

–На каком рецепте?

–Ласси говорил, что это он придумал, но тут у меня сомнения. Я так полагаю, это лекарство от эпилепсии. Правда, уже запамятовал, как называется. Однажды я работал в мастерской, а тут из аптеки звонят, откуда-то из Хабнарфьордюра. Провизор говорит, что этого лекарства сейчас нет в наличии, но у них на складе есть другое, тоже для эпилептиков. Вот она и звонит, чтобы узнать, возьму ли я его или дождусь то. А я ни сном ни духом! Провизор все еще раз повторила, и тогда выяснилось, что на мое имя выписан рецепт на этот препарат, но я-то ведь его не просил. Я не эпилептик.

–Это лекарство пользуется большим спросом у наркоманов. Они вроде как ловят кайф от него.

–Ну вот и оказалось, что кто-то – то ли Ласси, то ли его подружка – написал рецепт на мое имя, чтобы раздобыть это лекарство. Бог знает чьими еще именами они пользовались. Я поговорил с братом, и он сразу признался, что это его рук дело. Рассказал, что они своровали у какого-то врача бланки рецептов, заполняли их и подделывали подпись. Известно ведь, что врачи пишут, как курица лапой,– ничего не разберешь. Брат умолял меня никому ничего не рассказывать.

–Наркоманы ни перед чем не остановятся, когда им требуется доза,– изрек Конрауд.– Мне рассказывали, что они с Данни были очень близки.

–Лично я ту девушку в глаза не видел. В последнее время мы с братом почти не общались. Знаете, как бывает: слишком уж много он нас дурил… А вы случайно не в курсе, что же все-таки с этой Данни у Ласси в комнате стряслось?

–Передозировка. Непонятно только, ошиблась ли она или сделала это намеренно.

–Значит, самоубийство?

–Как знать, что за мысли были у нее в голове? Может, только Ласси и было это известно.– Конрауд окинул взглядом все бинты, проводки и катетеры, из-за которых проглядывало лицо Ласси.– Судя по всему, он единственный человек, который может рассказать нам, как было дело.

–Если выживет.

–Да. Если выживет.

Визит Марты привел супругов в такое волнение, что она посчитала разумным поскорее ретироваться, чтобы они смогли прийти в себя. По пути домой она зашла к ним, чтобы узнать их мнение по поводу слов Фанней о ненависти, которую Данни к ним якобы питала. Марта старалась говорить как можно деликатнее, чтобы не обидеть пожилую пару, но ей это не удалось. Умение выражаться обтекаемо к ее достоинствам не относилось. Естественно, она, как могла, постаралась завуалировать высказывание Фанней, которая прямым текстом назвала родственников Данни «старыми маразматиками» иутверждала, что та не просто их ненавидит, а даже обвиняет в том, что ее жизнь сложилась так, как сложилась. Несмотря на усилия Марты, супруги страшно оскорбились, особенно женщина. Она потребовала, чтобы Марта не ходила вокруг да около, а сказала все без обиняков. Тогда та призналась, что из показаний подруги Данни, имя которой она называть не стала, следовало, что внучка испытывала к ним сильное чувство враждебности. От себя Марта добавила, что это утверждение ее озадачило, поэтому она и решила выяснить у супругов, что у них все-таки были за отношения с Данни и что могло заставить ее говорить о них в таком ключе.

–Но Данни же была наркоманка,– сказала женщина.– Как можно принимать за чистую монету, что она говорила? С чего ей было нас ненавидеть? Мы ведь всегда старались понять ее и…– Ее слова повисли в воздухе.

Марта обвела взглядом гостиную. Она утопала в цветах с письмами соболезнования, которые супруги получили со всей страны. Там были даже букеты от парламентариев.

–И что же конкретно сказала та девушка?– хмурясь спросил мужчина.

–Я бы предпочла не…

–Нет уж, скажите!– почти потребовал он.

–Ну… начнем с того, что, по ее словам, внучка вас ненавидела.

–О Боже…– выдохнула женщина.

–А еще она сказала, что Данни винила вас в том, что ее жизнь пошла под откос.

–Что за чушь!– возмутился мужчина.

–Я бы хотела понять, есть ли у вас какие-либо объяснения, почему Данни была так настроена против вас,– продолжала Марта.– Как вы полагаете?

–Это полная чушь!– повторил мужчина, переводя встревоженный взгляд на жену.

–Но вы наверняка замечали…

Он резко перебил Марту:

–Наша внучка не отвечала за свои слова. Это лишний раз показывает, как та дрянь, что она принимала, разъедает человеческий мозг. Данни была живым свидетельством тому, как низко можно пасть, стоит только пристраститься к этому… к этой гадости.

–Внученька моя…– прошептала женщина.

–Эта так называемая подруга тоже наркоманка?– с отвращением спросил мужчина.– Если да, вряд ли ее показания заслуживают доверия, или я не прав?

–Вероятно, нам лучше продолжить этот разговор в другой раз,– сказала Марта.– Мы расследуем смерть Данни в свете ее участия в контрабанде запрещенных веществ и ее связей с преступным миром. Мне требуется собрать дополнительные данные на этот счет.

–То есть вы рассматриваете версию об убийстве?– спросил дедушка Данни, провожая Марту до двери.

–У нас пока нет общей картины,– ответила Марта, стараясь не наболтать лишнего.– Однако не подлежит сомнению, что из-за своей наркозависимости Данни нажила себе врагов.

–Врагов, которые имеют отношение к ее смерти?

–Не знаю. Возможно и нет. В любом случае, полагаю, что и вы хотите знать, какие события привели к гибели вашей внучки и связаны ли эти события с наркоторговлей или с чем-либо иным.

–Мы хотим только, чтобы эта история поскорее закончилась,– ответил мужчина,– чтобы она закончилась раз и навсегда и чтобы вы перестали донимать нас вопросами, на которые мы не в состоянии ответить.

Детская была просторная, и в ней спали они оба: подружка Эйглоу и ее братик Эбби. Он был на несколько лет младше сестры и всюду ходил за ней по пятам. Иногда после школы Эйглоу приходила играть к ним домой. Мама ее подружки относилась к ней с большой симпатией и всегда угощала ее полдником: стаканом молока, хлебом с маслом и печеньем – его у них в доме всегда было вдоволь. В отличие от мамы Эйглоу, мама подружки была домохозяйкой, поэтому у них все всегда лежало на своем месте, а лишь поднявшись к ним на крыльцо, Эйглоу сразу чувствовала расплывающийся по дому аромат стирального порошка. Ей очень нравилось бывать у подружки после школы, тем более что у самой Эйглоу дома никого не было, а сидеть одной ей было скучно. Ее папа вечно ходил по каким-то делам и возвращался домой только под вечер, а мама целый день трудилась на рыбокомбинате и приходила очень поздно, валясь с ног от усталости, поэтому прежде чем ложиться отдыхать, Эйглоу приходилось помогать маме с домашними делами.