Квартира ее подружки находилась на первом этаже нового дома и была обставлена с большим вкусом: на стенах висели картины, а пол был выложен дощечками, которые подружка называла «паркет». Ну или что-то в этом роде. Именно в гостях у подружки Эйглоу впервые попробовала апельсиновый сок и увидела, как в молоке растворяют какао-порошок, чтобы приготовить вкуснейший шоколад.

–Что это у тебя?– спросила мама подружки, заметив веревочку на шее у Эйглоу.

–Ключ от дома,– ответила Эйглоу, демонстрируя ей висящий на веревочке ключ.

–Ключ от дома? Тебя что же, там никто не встречает после школы?– удивилась женщина. Иногда она садилась в кухне с сигаретой между пальцев и мечтательно наблюдала за жизнью, что проходила за окнами ее дома. Годы спустя, когда Эйглоу активно влилась в феминистское движение, она часто вспоминала тоску во взгляде той женщины.

Но это была не единственная причина, по которой она с унынием вспоминала дни, проведенные в доме подружки. Однажды она задержалась у нее допоздна. Стояла зима, и темнота рано опустилась на город. Эйглоу заметила, который час, только когда домой вернулся папа подружки. Уже подоспел ужин, поэтому ее мама поинтересовалась, пойдет ли Эйглоу домой или останется поесть с ними. Она добавила, что будет рада накормить ее. Им всем было невдомек, что Эйглоу не решалась выйти из кухни, потому что очень испугалась. Она боялась вернуться в детскую за своим ранцем. Видения редко ее пугали, но иногда такое случалось.

–Что-то случилось, Эйглоу?– спросила мама подружки.

–Нет, ничего,– ответила та.– Я просто жду.

–Ждешь?.. И чего же ты ждешь?

–Тетеньку,– сказала Эйглоу.

–Какую тетеньку?

–В черном платье.

Женщина перевела взгляд с Эйглоу на своего мужа, который лишь пожал плечами, будто его это не касалось.

–Так какую же тетеньку?– переспросила мама подружки.– Кроме меня, здесь тетенек нет.

–В детской,– промолвила Эйглоу.– В детской есть тетенька в черном платье.

Женщина обратилась к своей дочке:

–Ты видела в детской какую-нибудь тетеньку?

Подружка Эйглоу лишь покачала головой.

Женщина снова посмотрела на мужа:

–С тобой вместе никто не заходил?

Тот тоже покачал головой и поглядел на нее так, будто она задала самый абсурдный вопрос на свете.

–Идем, покажешь мне,– сказала женщина, беря Эйглоу за руку. Та попыталась сопротивляться, потому что ей совсем не хотелось видеть ту тетеньку снова, но подружка мамы решила во что бы то ни стало проверить, в чем там дело, и чуть ли не силком подтащила Эйглоу к детской. Распахнув дверь, она произнесла:

–Что ты выдумываешь, Эйглоу? Здесь никого нет. Видишь, радость моя? Давай-ка бери ранец и беги домой. Твоя мама уже наверняка вся извелась от волнения.

Эйглоу нерешительно ступила в детскую, не осмеливаясь поднять глаза. Обнаружив свой ранец, она схватила его и поскорее вышла из комнаты. Она все еще чувствовала присутствие той тетеньки, что так ясно видела в углу: унее была сломана шея, и голова как-то нелепо свисала на плечо. Подол ее черного платья был разорван. Похоже, с ней произошел какой-то ужасный несчастный случай. Она пристально смотрела на девочку. С порога детской Эйглоу бросила несмелый взгляд в тот самый угол и с облегчением выдохнула, заметив, что тетеньки там больше нет. Только тогда она начала успокаиваться – до этого у нее было предчувствие, что такое видение не сулит ничего хорошего, поэтому она обрадовалась, когда оно исчезло.

Когда Эйглоу пугалась того, чего остальные не замечали, она обычно обсуждала это с отцом. Именно Энгильберт поощрял ее рассказы о видениях, поскольку считал, что если поделиться с кем-то своими переживаниями, то будет уже не так страшно. С мамой же Эйглоу никогда на такие темы не заговаривала: она чувствовала, что та расстраивается из-за того, что дочка унаследовала экстрасенсорные способности отца. Мама предпочла бы, чтобы Эйглоу была как все остальные дети, без всяких склонностей к оккультизму и общению с призраками. Ей вполне хватало телепатических странностей мужа, а теперь еще и дочка пошла по его стезе. Да и вообще, мама не верила в потусторонний мир и никакого участия в рабочих делах мужа не принимала. «После смерти ничего нет»,– то и дело говорила она дочери с прагматичностью человека, который не наделен привилегией проводить дни напролет в глубоких размышлениях о смысле жизни – будь то земной, или загробной. «Не позволяй вводить себя в заблуждение тем, кто полагает иначе. Финал всегда один – могила. А все эти видения – просто плод твоей необузданной фантазии. В этом ты вся в отца. Но лучше бы тебе поскорее с подобными иллюзиями распрощаться».

Совершенно иную позицию занимал Энгильберт. В тот самый вечер, дождавшись, пока мама ляжет спать, Эйглоу полушепотом рассказала ему о явлении женщины в черном. Энгильберта ее повествование воодушевило – это случалось каждый раз, когда он слышал истории, связанные с потусторонним миром. Он попросил дочь дать ему точный адрес того дома и описать, в какую сторону смотрела женщина, что она говорила, были ли какие-то признаки, по которым можно было бы определить, кто она и когда жила. Энгильберт также спросил, не видела ли Эйглоу эту женщину раньше и смогли ли хозяева объяснить ее присутствие в их доме. Эйглоу ответила, что они ей просто не поверили.

Она сильно переживала из-за этого видения, поскольку восприняла его как дурной знак. Таковым он и оказался: три недели спустя Эйглоу вернулась из школы в слезах. Энгильберт, как это ни странно, находился дома. От него пахло спиртным, а во взгляде зияла пустота, как когда он возвращался после своих пьяных загулов. С Эйглоу, однако, Энгильберт себе грубостей не позволял, даже когда был в подпитии. Вот и теперь он присел рядом с ней и поинтересовался, почему она плачет.

–С братом моей подружки случилось несчастье,– всхлипнула Эйглоу.

–Да что ты говоришь?!

–Его сбила машина, прямо перед домом.

–Бедный мальчуган! Он сильно пострадал?

–Сегодня утром его сестра не пришла в школу, и… и я… учитель сказал, что произошла страшная трагедия.

–Как это печально…

–Он сказал, что нам нужно молиться за семью.

–Так мы и поступим, доченька. Будем молиться за всю их семью. Ну а как состояние мальчика? У него тяжелые травмы?

Эйглоу снова дала волю слезам:

–Он умер в больнице,– сквозь рыдания проговорила она.– Умер… Эбби умер.

Конрауд смотрел на дождь за стеклом и с суровым видом, не перебивая, слушал Эйглоу. Она рассказывала ему о вещах, которым не было весомых доказательств или какого-либо научного обоснования. В эти вещи верило крайне мало людей – большинство считало их суевериями, совпадениями, а то и полным бредом, или того хуже – откровенным зарабатыванием денег на доверчивых людях. Эйглоу не пыталась убедить Конрауда в непоколебимости своих взглядов, а лишь рассказывала ему о несчастном случае с Эбби, как если бы речь шла о любом другом горьком опыте в ее жизни. Прошли десятилетия – уже давно начался новый век, но Эйглоу было по-прежнему тяжело вспоминать те события, что являлись подтверждением сильного впечатления, которое они на нее произвели. Она делилась своими переживаниями с Конраудом с единственной целью поумерить его скептицизм и доказать, что она далеко не сумасшедшая.