смущение прошло, и Пальмовский возвращался в свое привычное состояние.

– Штангенциркуль. Знаешь, что это такое?

– Очень смешно. Ты его в кармане с собой таскаешь?

Сейчас я готова была принять от него любую ересь. Слишком милым и приятным оказался подарок. Особенно – на контрасте ожидания, что вот-вот Владислав уйдет из моего дома.

– Ага. У меня хобби такое: по ночам девчонкам пальцы замерять.

– А если серьезно? Я сама не люблю ходить в салоны, потому что устаю примерять – ни один размер нормально не подходит. А это просто идеальное!

– А если серьезно, то – вот. – Он снова потянулся к брюкам, достал из кармана еще одно кольцо. Теперь уже мое, родное. Все утро убила на то, чтобы его отыскать под тумбочкой и кроватью, а тут вот оно что!

– Ты украл его?

– Взял попользоваться на время. Ты крепко спала, будить было жалко. Возвращаю в целости и сохранности.

– Может, хотя бы трусы наденешь? А то как-то странно все…

– Даш, совсем скоро нам придется постоянно следить за внешним видом. Давай, хотя бы сейчас расслабимся, а?

Он снова улегся рядом, нисколечко не смущаясь наготы. Продолжил перебирать мои пальцы, любуясь украшением.

– Я думала, мы не будем вместе жить… Только показывать видимость семьи перед опекой…

Недолго думая, сама пристроилась к нему под бок. Ну, и пусть все будет не по-настоящему. Пусть понарошку! Я смогу убедить себя, что наши отношения – реальность. Кстати, о птичках!

– Так что это за женщина сегодня с тобой обнималась?

– Это не женщина. Это чужая жена.

Его сердце все так же ровно стучало под ребрами. Ни на секунду не сбилось. Не врет, что ли?

– И что она у тебя забыла? И почему ты обнимал чужую жену?

– Она беременна пятым ребенком. И так девчонка с придурью, а сейчас окончательно поплыла. От нервов ей стало плохо…

– Кошмар какой! – Подпрыгнула, разволновавшись. Даже если она имела виды на Пальмовского, беременная – это ж святое!

– Лежи ты спокойно. Все нормально с Викой. Отвез в больницу, мужу отдал.

– Ты какой-то добрый самаритянин, а не директор, Слав. Даже не верится, что такое бывает…

– Я вообще хороший. Это ты, почему-то, сочинила, что я гадкий. Не надо так думать, Даш. Я реально хороший!

– Ты ведешь себя, как идиот. То придираешься, то какие-то дурные шутки шутишь. Как иначе-то думать?

– Я еще никогда не женился, понимаешь? Надо как-то освоиться. Вот и туплю иногда.

– Я тоже замуж не выходила. Но веду себя прилично, кажется…

– Ну, так ты у нас идеальная женщина, Даш. Разве мог я выбрать какую-то другую?

– У тебя потрясающий талант – вроде бы мне комплимент отвесил, а по факту себя похвалил.

– Да. Могу. Умею. Практикую.

– С тобой невозможно общаться. Лучше помолчу…

Упала с ним рядом, примостила голову на мужскую грудь. Мерное движение мускулов, стук сердца, гладкая кожа под моей щекой отлично успокаивали.

В таком вот положении, как сейчас, я была бы на все согласная и покорная. Если бы Слава подсунул мне новый брачный договор, подписала бы его, не глядя…

– Послушай. А ты ведь ни с кем раньше вместе не жил?

– Даш, ты можешь задавать мне любые вопросы… Но не обижайся, хорошо, если я вдруг резко усну и не отвечу на них.

Глава 14

– Фу, Даш… Ты в нем как дурочка с переулочка! Не надо тебе такое!

Вовка забраковал очередное платье с таким выражением лица, что захотелось его содрать прямо в зале, не уходя в примерочную.

Черт меня дернул за язык, когда приспичило потребовать от Пальмовского настоящую свадьбу! Я думала, это так радостно, так волнительно и круто: подготовка, выбор прически и наряда, покупка кольца…

Слава уже несколько раз присылал смс-ки с вопросом, не пора ли нас забирать. А я уже второй час подряд отправляла его нафиг.

Ни за что не признаюсь, что уже давно передумала, и не хочу никаких нарядов.

Это он сидит себе в машине, выспавшийся и довольный. Болтает по телефону, пишет письма, и ни о чем не беспокоится.

А я, как последняя дура, взяла себе в напарники восьмилетнего пацана и теперь мучаюсь.

– Вов… Наверное, придется обойтись без платья. Видишь, мне ничего не подходит…

Манекены в салонах – бесподобной красоты. Кажется, бери любой наряд, и сразу превратишься в принцессу, из самой страшненькой Золушки… А по факту – все совсем не так.

Я, наоборот, ощутила себя полной уродкой, когда на пятом по счету платье посмотрела в зеркало.

В одном я вдруг оказалась коротконогой, в другом – толстой, третье висело на мне, как на вешалке, четвертое не сошлось на талии. Последнее на мне сидело, как тряпичная баба на чайнике.

– Значит, нужно искать подходящее! Пойдем! Мы еще не все салоны проверили!

– Вовчик, ну, ты понимаешь… Бывает такое, что человек не вышел внешностью… И как его ни украшай, это не поможет…

Настроение упало ниже плинтуса. А ведь так хорошо все начиналось…

Пальмовский ночью никуда не сбежал. Спал со мною в обнимку до полудня. Когда я дернулась от звонка будильника, прижал к себе, оплетая руками и ногами, приказал не рыпаться.

Я, как хороший исполнитель, конечно же, послушалась его. И выспалась, наконец-то, на славу.

Поговорить по душам, правда, нам не удалось.

Пальмовский, как и обещал, отключился сразу же, хоть и готов был ответить на все мои вопросы. А я помаялась в неизвестности и тоже решила спать.

Ну, не буду же я караулить его? Как бы меня ни обидел его уход посреди прошлой ночи, и как бы я ни боялась еще одного такого же исчезновения… Сидеть и держать его за руку до самого утра мне не позволила бы гордость!

Правда, Пальмовский сам за меня держался. Руками, ногами, носом уткнулся в шею, потом и голову на грудь мне положил. При каждом неосторожном движении и попытке выпутаться, дергался и притягивал к себе поближе.

– Вот! Смотри! Смотри, Даша! Ты в нем будешь как настоящая принцесса!

Вовка выдернул из приятных воспоминаний, потянув меня за руку, словно маленький, но очень упорный бульдозер.

– Не знаю, Володь… Я уже ничего не хочу мерить. Устала. – И считаю теперь себя полной уродкой, просто мальчику в этом ни за что не признаюсь.

– Ну, пожалуйста, Даш! Только одно! Ради меня!

Есть у них что-то общее с Пальмовским. Почти неуловимое, но очень важное: искусство манипулировать, глядя на тебя невинными глазами.

Только у Вовки они всегда честные и открытые, эти глаза. А