тем временем, даже внимания не обратила на то, как только что испоганила мне жизнь. Она продолжала вздыхать очень тяжко и держаться рукой за живот.

И это не было притворством. Даже мой, ничтожно маленький опыт, подсказывал: что-то с ней творится нехорошее. Пару раз мне приходилось возить в приемный покой гинекологии беременную Алю, и она выглядела примерно так же. Бледно-зеленоватая и тяжело вздыхающая…

Мои шансы на то, чтобы догнать Дарью и разобраться во всем по горячим следам, безнадежно таяли. И Алю не попросишь, чтобы она помогла и поговорила: пошлет меня на хрен, и даже не задумается.

– Так, Вика, прекращай мне тут слюни разводить. Я тебе не муж и не родитель. – И теперь не факт еще, что стану чьим-то мужем, если быстро все не устаканить. – Поехали в клинику. Называй адрес, где ты наблюдаешься!

– Сейчас все пройдет, Слав! – Удивительно, как быстро она успокоилась. Глаза прояснились, и голос уже не такой надрывный стал. Вот что с людьми делает пинок животворящий! Даже с беременными… Главное, выбрать правильный тон!

– Мне не хватало, чтобы ты здесь рожать начала. Поехали, Вика. Это не обсуждается!

Вместо ответа она снова закатила глаза и заохала.

– Что? Сама никак? Скорую вызвать?

– Нет. Поехали. Это малыш на волнение так реагирует… Нервы совсем ни к черту стали…

– Я удивляюсь, как вы с Артемом вообще кукушку не потеряли, с вашим-то детским садом…

– Очень смешно. – Она поморщилась, но пошла вслед за мной. – Вот только про Артема ничего не надо говорить, а то опять начну нервничать.

– Не вопрос. Ты, главное, раньше времени рожать не начни. Дальше уже как-нибудь разберемся.

Нам удалось добраться до врача без новых происшествий. Вика немного морщилась и вздыхала, но больше не плакала и не кричала. И про слежку за мужем забыла, кажется.

Самым простым было бы, конечно, просто сдать ее на руки специалистам и свалить восвояси. В конце концов, у меня свои проблемы и дела, у Виктории есть родня, вот пускай за ней следит и волнуется…

Но совесть, отчего-то, не позволяла…

– Славик, здорово! Как она? – Темыч несся по коридору на всех парах. Хорошо, не сбил никого по дороге. Крепко пожал руку, хлопнул меня по плечу, приветствуя, а глаза шальные и встревоженные.

– Вроде бы, нормально все. Вкололи успокоительных, положили под капельницу, сейчас наблюдают. Но, вроде бы, рисков нет особых…

– А как она у тебя оказалась? Подержи, пожалуйста, шлем. Я пойду к ней, узнаю, как себя чувствует.

– Мне ехать надо, Темыч. Я не готов здесь еще твои игрушки охранять…

– Блин, меня Вика убьет, если узнает, что опять гонял на мотоцикле. Оно ей надо сейчас, опять тревожиться?

– Поверь, Артем, у нее совсем другие претензии. Посерьезнее. Шлем она может и не заметить вовсе…

Это было почти нарушением профессиональной этики. По идее, такие подозрения нельзя сливать самим подозреваемым. Но я не подписывал договор с Викой, и даже не собирался. Поэтому с чистой совестью пугал Соколовского дальше.

Парень мрачнел на глазах и явно готовился к расправе…

– Вот дура-то, а… У меня одна любовница – бизнес, мать его растак! Сначала просит у меня новый дом, чтобы было место для еще одной спальни. А потом ревнует… Куда у этой женщины делся мозг?

– Это вы сами разбирайтесь, без меня. Куда засунули, оттуда и вынимайте. Ты сделай, главное, так, чтобы твоя женщина так сильно не волновалась.

– Хорошо. Сделаю. Постараюсь…

Сам Темыч верил в это меньше, чем я. Но это уже меня не касалось.

– Давай. А то в следующий раз она к Витьку пойдет за помощью, ничем хорошим не закончится, сам знаешь.

На улице – поздний вечер. Я – у черта на рогах. Надеяться, что Дарья ждет меня в офисе для разговора, глупо.

А впереди ночь. И что за эту ночь успеет придумать обиженная, наверняка ревнующая девчонка, одному только Богу известно. С нее станется и домой к родителям уехать, чтобы точно уже не нашел…

– Я не работаю по ночам. И не подаю попрошайкам. – Ну, ясное дело. Обиделась. Но дверь открыла. Хорошая девочка Даша, добрая и воспитанная.

– А жить пускаете бездомных? – Прикинулся беззаботным и смешливым дурачком, как обычно. Зачем ей знать о том, как я напряжен и накручен?

– Что тебе нужно, Пальмовский? – Дверь перед носом не захлопнула, и на том спасибо…

– Ты. – И врать не пришлось, и придуриваться. Говорить правду – такое удовольствие.

– Иди к черту! – Все-таки, она попыталась закрыться. Но кто ж ей даст, после таких-то искренних и откровенных разговоров?

– Только с тобой, милая! – Успел засунуть ботинок в щель, а дальше уже дело техники. Обнять, прижать, отодвинуть. Захлопнуть уже за собой, и все замки провернуть для надежности.

– Отпусти! И уходи! Это что такое?! – Маленькие кулачки заколотили по ребрам. Грудь Даши ходила ходуном от волнения, глаза сверкали.

– Мы с тобой не успели поговорить. – Но как-то мысли снова начали уплывать.

Вот что за действие странное у этой женщины? Как только рядом окажусь, сразу башка отключается…

Вроде бы, что-то важное крутилось на языке… А тут смотришь на розовые губы и облизываешься плотоядно…

И запах… Смесь духов, шампуня и что-то еще, ее собственное, неуловимое… Крышу сносит напрочь… Вообще не время ее трогать и целовать, я ж приехал для разговора важного… А, к черту! Потом успеем пообщаться…

Губы все такие же сладкие. Даже еще лучше, чем помнится… И вздыхает она при поцелуе все так же томно… И грудь упругая поднимается высоко, вжимается в мои ребра… И Даша, кажется, успевает забыть про все разногласия. Поразительно совпадаем друг с другом, просто крышесносно!

Ее затылок ложится в мою ладонь как влитой. Позвоночник прогибается под второй ладонью, как лиана. Не поймешь, кто из нас двоих сейчас дрожит сейчас больше, ощущение, что обоих потряхивает, словно под электрическим током.

Даша что-то мычит в мои губы, и кажется, не совсем довольно. Но при этом ее пальцы все крепче смыкаются на моей шее, перебирают волосы на затылке, разбегаются по плечам и поднимаются снова.

– Что? – Пожалел. Отпустил ее рот. И себе позволил хватануть немного воздуха, тяжелого, плотного, наполненного чем-то обоюдно жарким. С трудом протолкнул его в легкие, с силой вытолкнул обратно.

– Говорить же пришел… – Смешная. Делает вид, что чем-то возмущена, пытается сопротивляться… А глаза пьянющие, шальные, блестящие…

– Успеется, Даша.

Какой может быть разговор, если наши связки не способны что-то нормальное выдавать? Если она шепчет, прерываясь на каждом слоге? Если я срываюсь на