Сегодня было теплее, чем в последние несколько дней, поэтому Кая уселась прямо на брусчатке, подвернув под себя ногу, и достала блокнот. Стараясь делать как можно меньше штрихов, она начала переносить на бумагу то, что видела, и один за другим на листе стали проступать купола собора. Сперва Кая никак не могла заставить себя сосредоточиться, то и дело отвлекаясь на размышления об Артеме, Марте, Гане, но постепенно увлеклась. Лишние мысли ушли из головы, и даже сердце теперь, кажется, забилось в такт движениям карандаша. Кая почувствовала себя свободной. Счастливой.

Она заканчивала обводить контур дирижабля, когда на блокнот упала тень.

– Привет, малышка. Отменно рисуешь.

Она резко захлопнула блокнот и подняла взгляд. Перед ней, в сопровождении двух человек в форме стражи, стоял очень высокий и крепкий мужчина в красной маске из плотной кожи, украшенной зелеными и синими узорами. Он не был похож на жителя Красного города. Кая не видела его лица, но ей показалось, что незнакомец пристально смотрит не на пейзаж, а на другой листок, который выполз из-за первого и теперь предательски торчал из-под него. Несколько мелких портретных эскизов как будто съежились под его взглядом. Дедушка с задумчивой и доброй улыбкой. Марфа – недавно Кая поняла, что почти не помнит ее взгляд… Ган в профиль и анфас.

Громила в маске ткнул пальцем в рисунок:

– Красивый рисунок. Это кто?

Кая резко задвинула лист обратно в блокнот:

– Просто человек, которого я когда-то знала.

– Твой парень, а, рыжик? – Маска заговорщически хмыкнула, как будто они с Каей были добрыми друзьями. Она закусила губу, чтобы не нагрубить в ответ. В конце концов, этот человек был здесь со стражей, а лишние проблемы ей были не нужны.

– Вам что-то надо?

– Значит, нет? – Маска глухо захмыкала, и Кая не сразу поняла, что это смех. – Может, у меня есть шанс? Покажешь мне город, крошка? Я здесь не местный.

– Я тоже. – Кая поднялась, отряхнула колени. Настроение рисовать у нее пропало. – Мне пора.

Человек в маске не удерживал ее, только крикнул вслед:

– Как тебя зовут, чудачка?

– Кая, – отозвалась она после секундного колебания. В конце концов, этот человек не сделал ей ничего плохого. На мгновение ей даже стало неловко, что она говорила с ним грубо. Она торопливо пошла в сторону от площади и не услышала, что говорил ей вслед человек в маске… Поэтому, если он и назвал свое имя, Кая его не услышала.

Артем

Прошло несколько дней после таинственного происшествия в лаборатории, но им так и не удалось приблизиться к разгадке. Более того, повторить эффект тоже никому не удалось. Кроме Каты, его самого и Каи, никто его и не видел. Когда другие ученые всей толпой подбежали к столу, магнитная крошка преспокойно лежала на листе бумаги.

Кая, само собой, не горела желанием без конца обсуждать загадочное вращение крошки, поэтому все эти дни Артем не вылезал из лаборатории. Он и Ката почти не спали, снова и снова меняя условия и пытаясь понять, как могло произойти то, чему они стали свидетелями. Наверное, если бы Ката не видела того же, что и он сам, Артем бы подумал, что ему попросту померещилось…

Они так увлеклись, что Павлу пришлось силком выгонять их из лаборатории, чтобы они могли поесть и поспать… Кажется, он не воспринимал их доводы всерьез, и Артем не мог его за это осуждать… Но тем больший азарт он испытывал при мысли о том, что им с Катой удастся повторить эксперимент и объяснить случившееся.

Они попрощались у входа в лаборатории – Ката пошла направо, а он налево, через площадь, в сторону дома. Впервые за последние дни он смог нормально подумать о Кае и осознал, как сильно скучает. Это было странное чувство – ведь они жили в одном доме. Но Кая рано ложилась, чтобы не опоздать на работу в конюшнях. Артем поздно приходил из лаборатории, читал, спал, а потом снова шел работать. В результате они почти не виделись, хоть и жили вместе, и отдалились друг от друга еще больше.

Он скучал по их ночевкам в лесу, чтению у костра, разговорам – даже когда она нападала на него, – спорам в дороге, отблескам костра, игравшим в ее волосах. Скучал по ее усмешкам, хмыканью и угрюмому «угу», когда она давала понять, что не хочет продолжать разговор. По тем моментам, когда он писал у себя в дневнике, а она рисовала и он старался повернуть голову так, чтобы Кая не заметила, что он заглядывает ей через плечо.

Артем готов был сделать все, чтобы добиться здесь высокого положения, – надеялся, что тогда она останется с ним. Но сейчас он впервые с ужасом осознал, что, возможно, именно из-за этого ее потеряет.

Вот бы проникнуть в ее мысли хотя бы на минутку, всего на одну минутку: узнать, думает ли она о нем и если да, то что. Выяснить, помнит ли она еще о Гане и не мечтает ли по весне уйти в Агано. А еще – что она чувствовала тогда, когда его рука лежала на ее талии на балу… Артем судорожно вздохнул. Неужели ему придется гадать бесконечно? Неужели он так и не решится поговорить с ней, сказать о том, что уже давно, с тех самых пор, как он ее увидел, когда они оба были еще детьми, он… Произнести это даже про себя было невозможно. «Ну, скажи это, – шепнул ему внутренний голос, – скажи хотя бы себе – не будь таким трусом».

Правую руку вдруг прошило такой болью, что побелело в глазах. Артем глубоко задышал, сделал шаг на обочину, привалился к желтоватой стене трехэтажного особняка. Руку простреливало болью, и, казалось, если это не прекратится, он не выдержит, закричит… С трудом пытаясь сделать новый вдох, Артем почувствовал, как щекочет щеку слеза. Он не собирался плакать – просто боль была такой сильной, что это произошло помимо его воли. Артем поднял дрожащую руку к лицу. Вдруг ему показалось, что его мизинец цел – все еще здесь, на месте, под повязкой, и он с трудом сдержал желание сорвать бинты, чтобы увидеть это своими глазами. На мгновение он решил, что боль отступила, но его захлестнула новая волна – белая, ослепительная, а потом он услышал голос:

«Как… Как там… Как…»

Новая вспышка боли – на этот раз она пульсировала не в руке, а в голове, в самом центре головы… Артем едва не вскрикнул – сжал виски, стиснул зубы. На долгое, долгое мгновение он испугался, что сейчас потеряет сознание – упадет прямо здесь, посреди улицы…

«Ты там. Говори со мной. Говори. Говори. Говори!»

– Хватит, – прошептал Артем. На его лбу проступили холодные капли пота. Воздух как будто сгустился, и дышать было тяжело.

«Говори! Говори!»

– Прекрати!

– Вы в порядке?

Молодая женщина в длинном коричневом платье смотрела на него с тревогой, а маленькая девчонка лет четырех или, может, пяти – с испугом. Он увидел себя их глазами – бледного, вспотевшего, как от быстрого бега, скорчившегося от боли и привалившегося к стене так, как будто еще несколько мгновений – и он по ней сползет.

– Да… Все хорошо…